Читать книгу "Недоразумение - Маргарет Парджетер"

— Нет, ты должна это знать. Хотя, конечно, мужчине в моем возрасте нелегко признаваться в том, как он неразумно потворствовал своим заблуждениям.

Миранда, нахмурив брови, надела рубашку. Не потому, что замерзла, и не из ложной скромности. Она поняла, насколько Бретт сейчас серьезен, его ничто не должно отвлекать. То, что он собирается ей сказать, явно очень важно для него. И если она не станет слушать сейчас, то, вероятно, больше этого уже никогда не услышит. И, приняв решение, Миранда с подобающей моменту серьезностью сказала:

— Продолжай, Бретт, я слушаю.

— Как ты знаешь, Миранда, мой отец англичанин, а мать американка. Полагаю, они планировали как-то распределять время поровну между Англией и Штатами. Главные интересы бизнеса моего отца были связаны с Бирмингемом и Лондоном. У него был офис и в Нью-Йорке, но это была не та штаб-квартира, которую имею сейчас я. Он просто хотел, чтобы моя мать могла проводить некоторое время здесь, на ее родине.

По тем же причинам он предложил мне учиться в Гарварде, а потом присоединиться к нему в лондонском офисе, мозговом центре его бизнеса. Он был блестящим человеком, Миранда, и мне было предопределено идти по его стопам. К тому моменту мои родители проводили уже большую часть времени раздельно, я редко видел свою мать и, боюсь, не часто вспоминал о ней.

И вот однажды раздался звонок из Нью-Йорка. Она просила отца побыстрее приехать и отправиться вместе с ней в круиз на яхте друзей. Когда он сказал, что мы работаем над важной сделкой и не сможем приехать немедленно, она ответила, что в таком случае поедет одна. Не в круиз, конечно, ей стыдно перед друзьями, что муж так ею пренебрегает, а просто на какой-нибудь карибский курорт.

Я присутствовал при разговоре и видел, что отец колеблется. Но когда он, повесив трубку, спросил, как ему поступить, я посоветовал не обращать внимания на женские капризы. Дело, мол, прежде всего, а я один могу не справиться.

— Что же случилось потом? — поторопила мужа Миранда, когда он сделал паузу. Бретт мрачно улыбнулся.

— Самое плохое, что могло быть. Самолет, на котором она летела, потерпел аварию при взлете. Никто не погиб, но много пассажиров серьезно пострадали. В том числе и моя мать.

— Значит, твоя мама осталась жива?

— Мать умерла неделю спустя. В утешение нам — слабое утешение! — врачи повторяли, что если бы она выжила, то на всю жизнь осталась бы калекой, инвалидом. Мой отец, конечно, во всем винил себя. И это сознание вины убило его пятью годами позже.

— А ты? — неуверенно спросила Миранда. — Тоже обвинял себя?

— Да, обвинял. Я мог бы убедить отца поехать с ней в круиз и доверить мне ведение дальнейших переговоров. И мама была бы жива до сих пор. А может, и отец.

Короче говоря, Миранда, с тех пор я начал придавать больше значения милосердию, подсознательно стремясь избавиться от того, что считал своей заслуженной карой. Когда несколько лет спустя секретарша моего офиса в Бирмингеме попала в аварию и симулировала инвалидность — об этом я расскажу тебе позднее, — сначала я всячески помогал ей — выплачивал пенсион и деньги ее отцу за уход за дочерью, предоставил им просторный дом без всякой арендной платы. А Ив Мартин решила, что в один прекрасный день я женюсь на ней.

— А ты не давал ей таких надежд? — спросила Миранда.

— Нет, мой интерес к Ив никогда не имел романтического оттенка, и ее надежды никак породить не мог. Я и не предполагал, что она такие надежды лелеет, и понял это лишь по ее реакции, когда сообщил, что собираюсь жениться на тебе. Она даже пыталась как-то повлиять на наш брак — позвонила тебе в Нью-Йорк, стремясь что-то выведать посетила твоего отца. Я повидался с ней и не думаю, что мы услышим о ней снова.

— Надеюсь, ты не был слишком суров с ней?

Бретт сухо улыбнулся.

— Нет, конечно. Ведь в том, что произошло, есть и моя вина. А сейчас, как я выяснил, у нее все в порядке. Она выходит замуж за одного из преуспевающих бирмингемских архитекторов. О подробностях я не расспрашивал.

Миранду тоже не интересовали подробности жизни Ив Мартин. Она была занята формулированием самого важного для нее вопроса.

— Так почему же ты женился на мне? Из жалости? Или все-таки желал отомстить за мой обман?

Бретт секунду-другую колебался, прежде чем ответить.

— Поначалу я полагал, что, если женюсь на тебе и помогу снова обрести здоровье, это даст весомые результаты в моей борьбе с неизбывным чувством вины в смерти матери. Когда же я обнаружил, что ты вовсе не инвалид, мной действительно овладела жажда мести: ты разрушила мои последние надежды обрести душевный покой, и я решил наказать тебя, приучив сначала к роскошной жизни, а затем разведясь. Но наказал я себя самого. Я не сразу понял, что влюбился в тебя, был уверен, что это лишь сильное физическое влечение. Как последний дурак, я отказывался признать правду. Прозрение пришло ко мне — или почти пришло — с известием, что ты беременна.

— Но, Бретт, почему ты не попытался объясниться со мной?

— Я не смог, Миранда. — Его голос был полон самоиронии. — Я не смог ничего объяснить даже самому себе. Сидел за рабочим столом и беспрестанно размышлял о том, что, черт подери, со мною происходит. Понимание пришло только после твоего похищения.

— Но почему даже тогда ты ничего не сказал мне?

— Хотел, но не нашел подходящих слов.

Миранда печально кивнула.

— Возможно, в этом больше моей вины, чем твоей. Проснувшись в госпитале, я решила, что разлюбила тебя. На Льюке я поняла, что привлекаю тебя только физически. Мне хотелось большего, сама-то я любила тебя беззаветно. Но считала: в конкуренции с Марсией и всеми другими твоими женщинами у меня нет шанса. Потеря ребенка — твоего ребенка! — окончательно поставила крест на моих надеждах и, как я думала, на моем чувстве к тебе. Я действительно обрадовалась, когда ты принял мое решение о разводе и отправился в Нью-Йорк… Послушай, Бретт, — прервала себя Миранда. — Почему Габи сказала мне то, что, как она наверняка знала, было неправдой?

Бретт улыбнулся.

— Может быть, она полагала, что это правда, по крайней мере, в некотором смысле… Знаешь, на прошлой неделе она неожиданно заявилась ко мне. — Бретт поморщился. — Я почти прикончил бутылку виски и был изрядно пьян, так что не помню всех деталей нашего разговора. Она в какой-то связи упомянула мать, но я попросил ее замолчать. Это, мол, слишком больная тема: смерть мамы, мое чувство вины, а в результате — мой несчастный брак…

И тут Габи воскликнула на свой изящный манер: «Черт возьми, Бретт, я и понятия не имела о твоих страданиях. Иначе давно сказала бы тебе правду». «Какую правду?» — пробормотал я. «А вот какую: наша дорогая мамочка укатила на курорт с неким адвокатом, с которым имела связь уже несколько лет…»

— Я не знал, что и думать, — продолжал Бретт. — Я был шокирован услышанным, но все же спросил, почему она позволила отцу думать, что мать встретила смерть по его вине.