Читать книгу "Коронованный череп - Фергюс Хьюм"

— Ах, — только и сказала госпожа Карни, качнувшись вперед. — Он эту штуковину любит, наш Морган. Носится с ней, как девчушка с куклой.

— Откуда он ее взял? — спросил адвокат. — Эта вещь принадлежала Полуину… Она связана с убийством!

— Полуин! — повторила старуха, присев на корточки, словно и в самом деле была ведьмой какого-то дикого племени. — Он друг моего сына. Сама я его никогда не видала, но Хью его любит.

— Вы имеете в виду Анака?

— Моего сына зовут Хью, как и его отца, — пробормотала старуха. — Хотя некоторые называют его Анаком, потому что он у меня такой большой. Да, и в наши дни существуют гиганты, как и до Потопа. И народ сейчас только и знает, что пить, гулять да блудить, совсем как тогда. Так-то, мистер!

— Вы меня помните, госпожа Карни? — попытался вернуть ее к реальности юрист.

— Да. Вы — молодой джентльмен, который побил Анака… Можете называть его так, если хотите. Вы — хитрый и умный человек, господин Форд. Что ж, что ж, Анак не худший сын на свете. Он ведь заботится о матери, как о королеве, благослови его бог!

Безумец тем временем продолжал скакать, играя с черепом.

Освальд вновь перевел взгляд на миссис Карни и на неказистую лачугу, которую она называла своим домом. Видимо, ее понятие о жизни королевы было весьма смутным. Но все-таки в манерах и речи этой женщины было нечто благородное. Форд, не удержавшись, попросил:

— Расскажите мне о вашем прошлом, госпожа Карни.

Колдунья подняла голову, и ее черные глаза, блестящие, словно у молодой девушки, гневно сверкнули. Ее лицо было грязным, морщинистым и желтым, волосы — седыми, а коричневые руки, торчащие из рукавов платья, больше напоминали птичьи лапы. Нос ее едва не касался подбородка. Настоящая ведьма из детских сказок! Тем не менее взгляд старухи был переполнен энергией неукротимой молодости, и Форд не удивился бы, если бы она, как истинная фея, разом сбросила с себя рваные одежды и изможденную личину, представ перед ним в первозданной красоте. Такие глаза, как у госпожи Карни, должны были сверкать на лице молодой красавицы. Теперь же они метали молнии в адвоката, задавшего бестактный вопрос.

— Какое вам дело до моего прошлого, молодой человек?

Освальд пожал плечами:

— Никакого, но только вы, как мне кажется, видели лучшие дни…

— Да, раньше было все не так, но я вам ничего не скажу, — проворчала госпожа Карни и тут же, со старушечьей непоследовательностью принялась бормотать историю своей жизни. Сначала она говорила так тихо, что Форд едва мог разобрать, о чем идет речь, словно разогревалась, желая привлечь к себе его внимание. Вновь закурив трубку, молодой человек присел на камень напротив все еще сидящей на корточках старухи, ставшей еще больше похожей на ведьму. А Морган, все еще напевая про себя что-то странное, продолжал танцевать и играть со своей ужасной игрушкой в теплых и ярких лучах восходящего солнца.

— Да, да! — бормотала госпожа Карни, теребя подол своей грязной юбки. — Я когда-то была молода и красива. Не было в этих краях девушки красивее. Но этот человек, Тревик… Из-за него мне больше жизнь не мила!

— Чем он вас обидел? — спросил адвокат тихо, чтобы не нарушить ход ее мысли.

— Он-то! Нет. Никто меня никогда не обижал! — воскликнула старуха. — Я была слишком умна для них для всех. Сэр Ганнибал, будь проклят он и его фальшивая любовь! Он хотел, чтобы я бежала с ним. Но я сказала ему: «Брак или ничего!» Да, я так и сказала, потому что была самой красивой девушкой в Санкт-Эвалдсе, хотите верьте, хотите нет. И он меня бросил. Эти Тревики, благослови их господь, себя превозносят выше небес, а на меня он смотрел, как на кучу грязи. На меня! — воскликнула миссис Карни, а потом вдруг поднялась в полный рост, выпятила грудь, и голос ее разом возвысился на октаву, а то и на две. — На меня, горничную, которая получила хорошее образование и могла составить компанию любому дворянину! Я знала французский, играла на фортепьяно, вышивала по бархату и умела много такого, чему сегодня уже не учат. Но сэр Тревик оставил меня. Уехал в Лондон и не вернулся. С глаз долой, из сердца вон! Вот так-то, мой дорогой! — Она спрятала руки под фартук и уставилась куда-то вдаль, на море, видневшееся между серыми и угрюмыми холмами, словно там, на горизонте, остались дни ее золотой молодости.

Форд молчал, ожидая, когда она продолжит рассказ. Он хотел узнать, как можно больше о прошлом этой женщины.

— Да, — продолжала старуха, по-прежнему глядя в никуда, — он ушел от меня, этот сэр Тревик. Но я была такой красавицей, что мне не нужно было сохнуть в одиночестве. Нет… Тогда их было много вокруг, и все хотели моей руки. И когда мисс Джайлс — так ее звали, мою хозяйку, — когда она вышла замуж, я тоже могла выбрать себе в мужья любого красавца. А выбрала того, что был уродливее их всех! Один господь знает, почему я так сделала, — пробормотала ведьма, потирая крючковатый нос. — Тревик мне не достался. Боуринг хотел взять меня в жены, да только я бы никогда с ним не ужилась. Вот я и вышла за Карни, хотя он и был еще хуже. Он закружил мне голову, а потом бросил подыхать с голоду, с младенцем Хью на руках.

— И куда же он делся? — поинтересовался Освальд.

— Господь его знает, молодой господин. Он исчез, испарился двадцать пять лет назад, если не больше. И с тех пор я его ни разу не видела… Нет, ни разу.

— Может быть, он умер?

— Умер! — хриплым голосом повторила старуха. — Такие люди, как Карни, никогда не умирают, так и знайте, молодой господин. Умирают хорошие люди, умирают младенцы, сильные девки, но дьявол заботится о своем потомстве. А Карни, без сомнения, сын самого сатаны, хоть и говорит благочестиво, как по писаному. Но он сбежал… — тут она вновь поникла головой, заново переживая свое горе. — А я осталась тут, как одинокий камень на склоне.

Форд взглянул на серые каменные стены хижины, в трещинах которых пророс мох и лишайник, на соломенную крышу из сухой травы и папоротника, на небольшое окно и темный зев двери, и ему стало очень жаль женщину, которая вынуждена была жить в таких условиях. Анак, конечно, мог позаботиться о себе. Он был достаточно сильным, чтобы посмеяться над непогодой, хотя и жил в полуразрушенном доме, но госпожа Карни выглядела хрупкой и болезненной.

— Как вышло, что вы так низко пали? — спросил адвокат.

Этот вопрос разозлил ее. Мать Анака резким движением сорвала фартук и топнула ногой.

— Низко! — воскликнула она. — Да я бы не променяла эту хижину и на дворец! Здесь я свободна. Здесь я могу колдовать. И все боятся меня, потому что считают ведьмой.

— Но ведь это все ерунда, — осторожно возразил ей Освальд.

— Вы уверены? — старуха злобно посмотрела на молодого человека. — Вот увидите! День и ночь я проклинаю Карни, и мое проклятие доберется до него. А потом я зарежу его, и отравлю, и раздавлю! Он будет молить о смерти, но она не придет, пока он не изведает тех же мук, что перенесла я, — тут она потрясла кулаком, угрожая чистому небу. — Попадись он мне, я спокойно разорвала бы его на куски. Он ведь не человек, а настоящий зверь. А пока мне остается только проклинать его. Что я еще могу сделать? — упавшим голосом произнесла госпожа Карни. — Он оставил меня без гроша, с ребенком. Я пыталась работать, но те, кто мне завидовал, сделали так, что меня никуда не брали. Потом я занялась предсказаниями судеб и торговлей колдовскими снадобьями, пока много лет назад законники не выдворили меня из Санкт-Эвалдса. Тогда я переехала сюда, чтобы жить поближе к карьерам, где работал мой Хью. И вот я живу тут уже лет пятнадцать, жара на дворе или ливень.