Читать книгу "Фиолетовый - Ольга Тарасевич"

— О чем?

— Я с вас много не возьму. Десять тысяч долларов. Согласитесь, это сущая ерунда.

— Какие десять тысяч? Вы что, с ума сошли? О чем вы вообще говорите?

— Мне с вами болтать некогда, — огрызнулась Женька. — Кажется, я высказалась ясно: или десять тысяч, или я все рассказываю следователю. В кафе я не пойду и с вами встречаться не собираюсь. Беспокоюсь за свое здоровье, знаете ли. Деньги принесете в парк Победы завтра в 15.00. Возле первой от входа скамейки есть урна, туда и бросьте пакет с наличностью. Все. — Женька повесила трубку, посмотрела на меня и подмигнула: — Теперь надо ждать до завтра. Если он придет, значит…

— А если сбежит? — возмутилась я. — Вот прямо сейчас? Испугается и сбежит?

— Что же делать? — забеспокоилась подруга.

— К Гудкову идти, — сурово отрезала я и направилась из парка. Женька пыталась на бегу возражать, но не преуспела.

Вторично увидев нас в своем кабинете, Гудков пошел пятнами.

— Я мужу твоему нажалуюсь, — буркнул он.

— Витя, жалуйся кому хочешь, главное, не нервничай. Мы только что позвонили Михалычу… — Что нам на это сказал Гудков, повторять не рискну. Много чего сказал.

Разумеется, на следующий день в парк нам идти никто не позволил, но продолжение этой истории мы все-таки узнали. Через два дня Гудков позвонил сам и пригласил нас в кафе. Само собой, мы пришли минут на пятнадцать раньше и стали с нетерпением ждать. Наконец и Витя появился.

— Он там был? — сразу же спросила Женька.

— Михалыч ваш? Был.

— Значит, он убийца?

— Он. Отпираться не стал. Говорит, черт попутал.

— Митрошина-старшего он убил?

— Ага. У Михалыча дед трактир держал, и он об этом мечтал всю жизнь. Но сначала не было возможности, а потом денег. И вдруг как-то ночью в дверь дома постучали. Жена у Михалыча лежала в больнице, и он один домовничал. Дверь открыл, а на пороге мужик и мальчишка, у крыльца машина. Заплутались, говорят. У мальчишки был сильный жар. Попросились переночевать. Михалыч не возражал. Мальчику дали лекарство и положили спать, а сами решили выпить. Когда выпили, разговорились. В общем, кое-что в разговорах гостя показалось Михалычу интересным, пил он умеренно и пьянел медленно. Вскоре гость оказался на диване, а Михалыч заглянул в машину и нашел там чемодан. Тяжелый. Не удержался он, внес в дом, открыл и замер, точно громом пораженный. Чемодан был набит деньгами: рублями и долларами. Вот тут Михалыча черт и попутал. Взял он топорик, подошел к спящему, но тот вдруг проснулся, закричал и разбудил мальчишку. Михалыч утверждает, что убивать мальчонку не хотел, только непонятно тогда, что он с ним делать собирался? Однако ударить топором, как отца, все же не смог, запер его в чулане, а сам поспешил избавиться от машины и трупа. Дом стоит на отшибе, Сабов рассчитывал, что о ночных гостях никто не узнает. Машину утопил в болоте, а когда домой вернулся, мальчишку в чулане не нашел. Тот сумел вылезти в узкое окошко на двор и сбежал. Михалыч, конечно, пытался его найти, но не смог. И стал ожидать ареста со дня на день. За жену очень беспокоился. Ее он, видишь ли, очень любил. Прошла неделя, потом месяц, он стал понемногу успокаиваться, а через год решил: мальчишка утонул в болоте, сгинул, одним словом. Но деньги тратить боялся. Так они и лежали на чердаке, пока не грянула реформа и рубли не превратились в макулатуру. Михалыч слег с горя, после чего переехал в город и занялся торговлей. Доллары тратил аккуратно, все боялся внимание привлечь. Потом умерла жена, он переехал сюда и осуществил свою заветную мечту: купил кафе. И был счастлив, предпочитая об убийстве не вспоминать. Но о нем ему напомнили. Сначала нашли машину. Михалыч едва успел оправиться от удара, как в его кафе появился Аркадий. Разумеется, хозяину и в голову не могло прийти, что это тот самый мальчик. Но вопросы парня его насторожили. Тот, в свою очередь, от подозрений перешел к абсолютной уверенности: перед ним убийца отца.

— И стал его шантажировать? — вздохнула Женька.

— Да. Стал. Он читал статьи в газетах и был уверен: Михалыч прикарманил немало. И потребовал сто тысяч долларов. У того такой суммы не было, а ни с квартирой, ни тем более с кафе он расставаться не хотел. Они договорились о встрече после закрытия кафешки, Аркадий должен был подойти к двенадцати, и тут Михалыча вновь попутал черт.

— И он подкараулил парня в подворотне?

— Говорит, не соображал, что делает.

— И в самом деле не соображал, — покачала я головой. — Первое убийство произошло много лет назад. Учитывая возраст Сабова, он мог отделаться минимальным сроком, а то и вообще условным.

— Это точно, — кивнул Гудков. — Понимаешь, он очень дорожил своим добрым именем.

— Чем? — вытаращили мы глаза.

— Кафе стоит на бойком месте, сколько людей его знают, уважают, и все такое… И вдруг выясняется, что он — убийца. Не мог он этого допустить.

— А что теперь с кафе будет? — додумалась спросить Женька.

— Понятия не имею. Наследников у него нет.

— Жаль, если закроют, — вздохнула подруга. — Капучино там такой вкусный… был…

— Ага, — усмехнулась я. — Мне теперь этот капучино поперек горла встанет.

Простившись с Гудковым, я подхватила Женьку под руку и повела в сторону проспекта.

— Куда ты идешь? — удивилась она.

— К машине, естественно.

— Так давай здесь свернем, быстрее получится, — кивнула Женька на ближайшую подворотню.

— Ну уж нет, — возмутилась я. — Никаких подворотен, а также трупов и расследований. — Женька недовольно поморщилась, и я пояснила: — Ромка сегодня приезжает.

Галина Романова Играющая со смертью

Глава 1

Идиоткой надо быть законченной, чтобы пуститься в такое путешествие за рулем и в одиночестве. Ведь имеет здравомыслящих родителей, приличное образование, начала кандидатскую, а все туда же…

Кто надоумил? Кто подтолкнул? От обиды за себя, что ли, ошалела, раз понесло по горному серпантину к морю? Могла бы самолетом либо поездом туда добраться. Нет же, захотелось проверить себя. Захотелось доказать всем, а прежде всего ему — толстокожему, набивавшемуся, набивавшемуся ей в мужья, да уставшему набиваться. Она же ничего такого не имела в виду, когда тормозила его излишнюю смелость. Не из-за неприязни то было вовсе, как он подумал, а из нежелания торопиться. А он…

Бросил ведь! Как пить дать бросил! Не звонит, не объявляется, на ее звонки либо не отвечает, либо сбрасывает.

А что доказать-то хотелось, что, когда в машину садилась?! Что сможет, что не струсит и что самостоятельна вполне? Так вряд ли кто в том сомневался. А что толстокожий, бросивший ее, не сомневался, уверенность в ней зрела стопроцентная. Его, между прочим, от ее самодостаточности частенько коробило, о чем заявлялось неоднократно с кислой миной на красивом породистом лице.