Читать книгу "Победа любой ценой. Психологическое оружие в теннисе: уроки мастера - Стив Джеймисон"

Все это слишком грустно, потому что Макинрой был истинным гением тенниса. Он обладал таким даром, которым владели немногие. В хоккее был Великий Гретски, в баскетболе – Мэджик Джонсон, а в теннисе – Джон Макинрой, внушавший благоговейный ужас своим талантом.

Когда он находился на вершине своей карьеры в восьмидесятых, то, что он выделывал ракеткой, было просто великолепно – это было настоящее искусство. Но его фокусы стали вредить его игре. Пресса, публика, известность вскружили ему голову и расшатывали нервы.

Уимблдон стал для него ежегодным кошмаром. Британская пресса так основательно занималась им, как если бы он был Джеком Потрошителем, выпущенным под залог. Публика в любую минуту была готова потешаться и улюлюкать, как если бы он был клоуном в цирке. Для всех он превратился в мальчика для битья. Возможно, самый великий игрок стал отражением всех проблем, накопившихся в теннисе. В конце концов постоянные скандалы выбили его из колеи, и Джон вынужден был уйти из тенниса на полгода.

И вы можете вспомнить, что он частично винил в своем уходе меня (когда я выиграл у него в турнире серии «Мастерс», он сказал, что пора еще раз подумать, зачем вообще он играет в теннис). Я стал той самой соломинкой, которая сломала спину верблюда.

Джон Макинрой снискал себе славу одного из величайших теннисистов всех времен. У него была потрясающая карьера, он мог бы стать и самым великим. Джон не дал себе возможности полностью раскрыть свой потенциал. Но это была не только его вина. Вина лежит также и на всем теннисном истеблишменте. У них не хватило мужества воздействовать на него тогда, когда они еще могли помочь Джону и всему теннису.

Слишком рано Макинрой понял, что все его выходки и капризы идут ему на пользу. Он мог устроить сущий ад на площадке, а затем отойти в сторонку, как будто ничего и не случилось. Он использовал этот прием против меня в тот вечер на стадионе Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе точно так же, как использовал его против других на протяжении всей своей карьеры. Но он не мог себе представить, какой урон в конечном счете нанес самому себе, своей игре и своей жизни.

Головокружение от победы над Макинроем

И пока мы еще говорим о Джоне Макинрое, вспомните, как я сказал, что моя победа над ним в серии «Мастерс» 1986 года была «слишком большой удачей». Вот что я при этом имел в виду.

После этого матча в «Мэдисон Сквер Гардене» в прессе обо мне стали писать в восторженных тонах. Я давал интервью всем общенациональным СМИ, был приглашен в программу «Доброе утро, Америка!». В местных спортивных программах обозреватели рассуждали о том, что я могу стать следующей суперзвездой американского тенниса. За несколько часов я превратился в важную персону. В том числе и в своих собственных глазах. Звучит гордо: «Следующая суперзвезда американского тенниса». Долгий путь отделял меня от покрытых туманом кортов в «Парке золотых ворот» в Сан-Франциско. К сожалению, я поддался всему этому. Ненадолго.

Всего лишь за двенадцать часов я превратился из игрока, ничего не принимавшего на веру, в парня, который почитал победу как нечто само собой разумеющееся; из спортсмена, который всегда сам собирал сумку с формой и инвентарем, в игрока, которому должны были гладить носки перед матчем; из теннисиста, готового сражаться за победу до кровавых мозолей, в самонадеянного игрока, который думал, что может выиграть и при этом даже не слишком вспотеть. Это было большой ошибкой. На следующий день Андерс Яррюд надрал мне задницу со счетом 6–1, 6–1.

Этот матч научил меня многому – больше, чем какой-либо другой, сыгранный мною. Я получил суровый урок и понял, что каждый должен знать, что он из себя представляет, и оставаться самим собой. Я побеждал благодаря тому, что понял свою игру и игру соперников, осознал, что не смогу превзойти большинство игроков в силовой игре, не смогу переиграть на подаче и в игре с лета. А вот что я смогу сделать – это сталкивать недостатки в их игре с сильными сторонами своей игры чаще, чем им этого хотелось бы. И за некоторыми исключениями (как, например, во время матча против Макинроя на Трансамериканском турнире в Сан-Франциско, где я решил произвести впечатление на болельщиков), я всегда придерживался этого плана.

В матче турнира серии «Мастерс» в 1986 году Макинрой пытался выбить меня из колеи оскорблениями во время смены сторон, говоря, что я недостоин того, чтобы находиться с ним на одном корте. Когда я это услышал, у меня хватило ума понять, что с ним не все в порядке, что он пытается одержать надо мной верх психологически, потому что не может этого сделать своими ударами.

Я понял, что он, наверное, начал осознавать, что я впервые смогу обыграть его. И притом на глазах у его собственных болельщиков в родном Нью-Йорке! Я направляюсь к своему креслу, накрываю голову полотенцем и говорю себе: «Макинрой заволновался. Играй в свою игру, черт побери. Будь готов к чему угодно. Спокойный теннис. Держи мяч в игре. Спокойный теннис». Его психологические уловки не сработали, потому что я прекрасно понимал, что он делает. Когда пошли перерывы в игре, я был готов. И выиграл матч, потому что смог хорошо управлять своими эмоциями и психологическим настроем.

В тот день Джону не удалось выбить меня из моей игры. Но на следующий день я сам выбил себя из нее. Я пошел на матч с Андерсом, думая, что золушка уже превратилась в принцессу. Счет 1–6, 1–6 вернул меня на землю. Но я быстро усвоил этот урок. На следующей неделе я дошел до полуфинала чемпионата США в закрытых помещениях. Через несколько дней меня включили в команду на Кубок Дэвиса. А еще через неделю я выиграл Национальный чемпионат США в закрытых помещениях, одолев Коннорса, Эдберга и Яррюда. Месяц спустя мы с Яррюдом встретились вновь в Мемфисе. Я победил со счетом 6–3, 6–0. Больше я никогда ему не проигрывал. Жаль, что я не могу сказать того же о Макинрое.

Глава 13. Смертельное оружие Лендла

Я называю это «черепашьим временем» – матч замедляется настолько, что создается впечатление, будто играешь в зыбучих песках. Это напоминает один из тех снов, в которых ты бежишь куда-то что есть мочи, но при этом остаешься на месте. Все движения происходят в замедленном темпе. Мастером игры с черепашьей скоростью является Иван Лендл.

Черепашья скорость (как и любой другой психологический прием) преследует цель изменить динамику происходящего на корте. Именно так, при помощи самых разных уловок, один из теннисистов может заставить время остановиться. Жертва (то есть вы или в данном случае я) становится нетерпеливой. Когда вы становитесь нетерпеливым, то начинаете торопить события. А когда вы начинаете спешить, то допускаете физические и психологические ошибки. А допуская ошибки, вы теряете очки. Видите, как это действует? Ваш темп игры меняется, ваша концентрация нарушается. Это может разрушить всю вашу игру, если вы не будете знать, как с этим бороться.

Вообще-то Иван – не медлительный игрок; размеренный – это да, но не медлительный. Он использует этот тактический прием только в том случае, когда все происходит не так, как он хотел бы. Будучи на вершине теннисного Олимпа, он с успехом использовал эту тактику в одном матче со мной, и у меня до сих пор болит голова при воспоминании об этом. Если вы вспомните, что мне ни разу не удавалось у него выиграть, то можете подумать: «Зелен виноград!». Да, может быть, вы и правы. Но по большому счету это пример того, как важно знать, что необходимо предпринимать, чтобы не проиграть, когда против вас применяют психологическое оружие. Вот как это происходило.