Читать книгу "Проклятие Ивана Грозного и его сына Ивана - Юлия Алейникова"

Глава 27

Андрей спешил домой. С недавнего времени у него появилась вместо неизбежной необходимости острая потребность вернуться домой. Теперь впервые после смерти отца у него появился друг. Настоящий друг, с которым можно было говорить. Свободно и обо всем. Можно было молчать, делиться мыслями и сомнениями. Шутить. Да, он понимал шутки. У него было превосходное чувство юмора.

Единственное, что омрачало нынешнее счастливое существование Андрея, это совесть и миражи. Миражи. Ему нравилось это слово. Оно было не таким страшным, как видения или галлюцинации. Последнее было уж точно страшно.

Андрей всегда знал, что у него неустойчивая, слишком восприимчивая психика. Еще в начальной школе знал, когда боялся клоунов. Потом, когда мучился от ночных кошмаров после прочитанных книг и увиденных фильмов. Он слишком глубоко переживал, а точнее, сопереживал всему, что происходило наяву и в книгах.

Отец называл его человеком без кожи и всегда твердил, что Андрею надо беречь себя. Пытался закалять его не только физически, но и духовно. Помогал найти баланс, гармонию. Но безуспешно. Хотя, возможно, если бы не его усилия, Андрею пришлось бы в разы труднее.

Но ничего, теперь у него снова есть друг. Верный, преданный, понимающий. Последнее было особенно важно. Ничего не хотелось Андрею в жизни так, как быть понятым. Признаться, он уже потерял надежду.

О чем говорить, если даже с матерью они жили в среде искусственного благополучия? Оба это понимали, и оба делали вид, что ничего не происходит. Андрей из жалости, мать из малодушия. Ей было комфортней, спокойней считать Андрея обычным, нормальным среднестатистическим сыном. Как у всех. Не женат? Ну, ничего. Еще не встретил подходящую женщину. В конце концов, сейчас женятся поздно. К тому же мальчик слишком требовательный. А в остальном? В остальном все, как у людей. Работает, защитился, делает научную карьеру. И даже зарплата приличная. Вот даже плазменный телевизор матери купил и посудомоечную машину.

Это было правдой. Потому что Андрей все деньги отдавал матери. Так уж повелось. Так делал отец, так делал он. Оставлял себе какие-то копейки. В остальном тратами ведала мать. Нет, она не жадничала, не прятала деньги, они всегда лежали в ящике комода в гостиной. Просто брать их без ее одобрения было неловко, не принято.

Да, в общем-то, ему было и не надо. Единственное, на чем он настаивал, это невмешательство в его личную жизнь. Точнее, во внутреннюю. Он не выходил к ее гостям, не знакомился с дочерями ее подруг. Точнее, теперь не знакомился. И не ходил с ней в гости.

Он знал, что последней маминой мечтой стала машина. Для него, для Андрюши, потому что все успешные сыновья ее подруг давно уже ездили на своих авто. И теперь все средства были брошены на достижение этой цели, хотя Андрей вообще сомневался, сможет ли он водить машину.

И вообще, зачем, для чего? Почему его просто не оставят в покое? С появлением в его жизни друга Андрей впервые в жизни стал задумываться о размене квартиры. Прежде этот естественный шаг никогда не приходил ему в голову. Он плыл по течению, избегая по возможности осложнений и лишних переживаний, но теперь ему вдруг стало тесно в его детской комнате под пристальным изучающим взглядом матери.

Ему все время приходилось следить за собой. Нельзя было громко разговаривать, смеяться, шумно двигаться. А так иногда хотелось.

Нет. Пора на свободу. Он вырос и даже перерос. Андрей решительно хлопнул ладонью по перилам. Он сегодня же поговорит с матерью. Пора уже решить этот вопрос. Он даже навел сегодня справки и выяснил, к своему облегчению, что их квартира легко меняется на две однокомнатные в спальных районах. Это прекрасно. Мать не будет в обиде, и ему не придется ютиться в коммуналке с чужими людьми, что в принципе сделало бы разъезд бессмысленным. Андрей весело бежал вверх по лестнице, легко, энергично, чувствуя себя жизнерадостным подростком, и его сильные, тренированные лыжными забегами ноги легко перескакивали через три ступеньки. Да, он не был хилым размазней. Отец приучил его к спорту, к длинным лыжным прогулкам, к летнему кроссу на даче. К тому, что позволяло Андрею снять внутреннее напряжение, набраться здоровья, сил, обрести гармонию с собой и миром. Большим, прекрасным миром. Таким, каким его создал Бог. В отрыве от городов и людей. Так что Андрей был силен, физически здоров и крепок. Просто обычно никто этого не замечал, считая его интеллигентным хлюпиком. Даже однажды, когда он не выдержал и ударил кулаком в лицо Диму Соколова, никто из одноклассников, кроме самого Димы, ничего не понял, подумали, что у него припадок, вот и силы взялись неизвестно откуда. А Андрей просто устал от постоянного хамства и единственный раз в жизни решил постоять за себя. Как настоящий мужчина. Дима отстал. Но Андрею не понравилось чувство неловкости и стыда, вызванное унижением другого человека. Он потом долго мучился и решил больше никогда так не делать.

Андрей достал ключи, как обычно, чтобы не беспокоить маму звонком в дверь, тихо вошел в квартиру и сразу увидел чужую обувь. Мужские ботинки и женские туфельки. Опять гости. Надо потихоньку пробраться к себе, может, мама вообще не заметит, что он вернулся?

Но тут сердце Андрея тяжело скакнуло. Чужие голоса раздавались из его комнаты. Отчего-то перестало хватать воздуха, словно в квартире внезапно закончился кислород. А перед глазами возникли недавние картины, размен квартиры, дружеские беседы, тихие вечера, наполненные разговорами, и все вдруг посыпалось, как конфетти, как потрескавшаяся штукатурка, как разбившиеся осколки.

Андрей, не разуваясь, шагнул вперед, стараясь унять сердце, убедить его, что это ошибка, ничего не случилось.

Посредине его комнаты стояла Варвара. Она обернулась на скрип двери, их глаза встретились. Андрей почувствовал, как что-то вроде короткой нервной судороги сдавило его горло. Варя смотрела на него не то чтобы с осуждением или обвинением, нет. Она смотрела на него так, словно видела впервые. И этот ясный удивленный взгляд, полный безграничного разочарования, подействовал на Андрея отрезвляюще.

Да-да. Отрезвляюще. До него вдруг в один миг дошло, что не будет никакого разъезда, и долгих вечеров не будет, и вообще ничего хорошего в его жизни больше не будет. Потому что он украл чужую картину и убил человека. Да-да. Он, Андрей Зелинский, убил человека. А еще каким-то чудовищным, необъяснимым образом забыл об этом. Не мучился совестью, не каялся, а строил планы на собственную счастливую жизнь.

И если об этом узнала Варя, значит, об этом узнают и остальные. Полиция во всяком случае. А еще есть мама, ее подруги, коллеги. Его коллеги.

Андрей последний раз взглянул на портрет, попрощался и вышел, тихо закрыв за собой дверь в комнату. Действовать надо было быстро. Очень.

Он распахнул дверь квартиры, мама хлопотала на кухне и, кажется, даже не расслышала его прихода и ухода, и вышел на лестничную клетку. Хорошо, что лестничный пролет у них широкий и потолки в доме высокие, стремительно размышлял Андрей, бросаясь к перилам. Конечно, хорошо было бы подняться на этаж, но нельзя. Нельзя терять время. Могут догнать, остановить. Тот мужчина, что был с Варей, он крепкий, сильный, может помешать.