Читать книгу "Орден СС. Иезуиты империи. О чем не принято говорить - Сергей Кормилицын"

Да, агенты СД, входившей в состав СС службы безопасности, живо интересовались, о чем народ говорит в очередях. Но не для того, чтобы перевыполнить план по арестам «государственных преступников», повинных только в том, что им интересно, отчего в стране нет табака, а Герман Геринг курит сигары. Слухи, сплетни, разговоры собирались ими для того, чтобы ведомство доктора Геббельса могло внести коррективы в свою работу, чтобы пропаганда, которая, надо отдать должное министру-хромоножке, была весьма гибкой, могла приспособиться к каждому конкретному моменту, единственно верным образом направить общественное мнение.

Гитлеру сотоварищи не было никакого резона запугивать до умопомрачения будущих господ мира. Если бы они постоянно страдали от страха перед собственными словами и поступками, быть господами им удалось бы вряд ли. И национал-социалисты понимали это прекрасно. Напротив, они всеми силами старались поддерживать в своих подданных ощущение свободы, старательно маскируя ее отсутствие. «В Германии человек не свободен поступать так, как ему заблагорассудится, поскольку ничем не ограниченная свобода погубила бы Германию, – заявляли они. – Свобода не означает жизнь в свое удовольствие. Свобода не означает, что можно спасать свою жизнь за счет трусости. Свобода – это когда человек идет в направлении, которое указывает ему долг. Все остальные – рабы самих себя. Свободный человек служит интересам государства, он горд и честен и является опорой нации и государства. Истинно свободный человек возвысится над собой. Он служит тогда, когда другие празднуют. Но эта служба не унижает, а возвышает его и делает свободным. Жарким летом вода в колодце может иссякнуть. С большим трудом днем и ночью кто-то станет рыть новый колодец. Никто ему не приказывает заниматься этим. Но для него это радостная обязанность – найти воду для детей, женщин и своих товарищей. Другой занят только собственными удовольствиями. Первый – свободный человек благодаря тяжелому труду, который он избрал по своей воле. Второй – раб своих страстей и желаний. Может быть, в пивной он заявляет, что человек рождается свободным и может делать все, что хочет. Но думающий только о себе – раб и лишен свободы, а думающий о других – властелин и поистине свободен».[108]Интересный подход. Объявить коллективизм и необходимость отказа от личного ради общественного – проявлением свободы! Пропагандируются фактически те же тезисы, которые мы знаем по собственному опыту, но с учетом национального характера, они адаптированы к германской почве. Недаром немцы, жившие в то время, по сей день вспоминают предвоенное десятилетие как прекрасную пору. Без всякой симпатии к Гитлеру, безотносительно ко всему. Просто для них то время было и правда весьма неплохим. Они чувствовали себя свободными, защищенными и верили в то, что их ожидает великое будущее. Ну и благосостояние, растущее как на дрожжах, после того, как Гитлер вывел страну из экономического кризиса, разумеется, тоже играло свою роль. Так что для них никакой «империи страха» не существовало. Они-то как раз чувствовали себя лучше некуда.

Для кого же в таком случае предназначалось растущее число ИТУ? Как раз для тех, для кого Третий рейх с приходом к власти НСДАП превратился в империю страха, – для политических противников правящей партии и тех, кто по тем или иным признакам – национальным, религиозным, сексуальным – был для национал-социалистов чуждым элементом. Честно говоря, о судьбе, скажем, еврея в Германии после прихода Гитлера к власти страшно даже задумываться. Разумеется, и до того, как НСДАП встала у руля государства, к евреям относились неприязненно, но то, что началось, как только у национал-социалистов оказались развязаны руки, не вяжется ни с какими представлениями о здравом рассудке. Впрочем, об этом много написано до этой книги и будет немало написано после, а о корнях антисемитизма речь шла в одной из предыдущих глав.

Мы же говорим о том, что концентрационные лагеря и тюрьмы не вызывали у рядового немца, а тем более у члена СС никакого раздражения или удивления. Причем тут нужно уточнить вот что: в Советском Союзе наличие концентрационных лагерей тоже не вызывало раздражения и удивления. Все, кто проявлял подобные эмоции, рано или поздно сами оказывались в числе обитателей ИТУ. Однако отношение к системе ГУЛАГа было схоже с отношением к некоему неизбежному бедствию, с которым нужно смириться, чтобы выжить. В Германии же времен правления Гитлера все было несколько иначе: немцы – те, кто был осведомлен о числе и масштабах концентрационных лагерей, а, надо сказать, таковых было отнюдь не 100 процентов, – были убеждены, что подобного рода учреждения являются проявлением заботы государства об их безопасности.

Кстати, раз уж мы говорим о безопасности, стоит сказать еще и о том, что среди заключенных «кацет» было немало банальных уголовников: вряд ли когда в догитлеровские времена криминальная полиция Германии работала настолько успешно и эффективно. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться со статистикой: с июля 1934 года, когда была утоплена в крови вольница штурмовиков, уровень преступности резко упал. Конечно, ликвидировать преступность полностью не под силу ни одному режиму, пусть даже он контролирует все области жизни подданных, однако быть преступником в Третьем рейхе было смертельно опасно. Особенно учитывая, что крипо – криминальная полиция – стала одним из подразделений ордена СС и могла рассчитывать на всемерную поддержку со стороны других его составных элементов.

Еще один интересный момент – тезис о незнании и неинформированности немцев. Очень часто авторы мемуаров и воспоминаний заявляют о том, что они были не в курсе относительно происходящего в концентрационных лагерях, да и вообще зачастую не знали, где эти лагеря находятся и как называются. Вот, например, типичное утверждение такого рода: «Об уничтожении евреев мы не знали ничего, хотя нам и было известно о концентрационных лагерях. Однажды мы видели, как на спортивной площадке собрали много евреев, которые затем вместе пошли к вокзалу. Но о том, что случилось с ними дальше, мы не имели понятия».[109]Автор этих слов был во времена правления Гитлера школьником, ему нет никакой нужды обелять тот режим или пытаться выставить в лучшем свете себя, так что можно вполне принять его воспоминания на веру.

Однако не менее часто высказывается и сомнение в искренности такого рода заявлений. Чаще всего, правда, в основе этого сомнения голые эмоции и желание уличить «фашистов» в лицемерии и желании обелить гитлеровский режим. Истина же, как водится, где-то посередине.

С одной стороны, большинство концлагерей были «неофициальными», чтобы не сказать – секретными. О существовании некоторых из них знали не все партийные руководители, что уж тут говорить о рядовых членах СС или простых обывателях. С другой – мы можем смело утверждать, что в этом случае речь идет о психологическом блоке, прекрасно сработанном пропагандистами из ведомства Йозефа Геббельса. Немцам была просто не нужна, не интересна тема концлагерей. Их не занимала судьба евреев и коммунистов. В том случае, разумеется, если коммунистами, социалистами или гомосексуалистами не оказывались их близкие. Но и в этом случае пропаганда и инстинкт самосохранения, помноженные друг на друга, срабатывали однозначным образом: обыватели, сами того не замечая, старательно обходили щекотливую тему, избегали острых углов. Для них пенитенциарная система Третьего рейха со всеми ее ужасами и беззакониями типа «превентивного заключения» оставалась как бы по ту сторону реальности.