Читать книгу "Тень Торквемады - Виталий Гладкий"

Неожиданно в сенцах, которые вели в комнату-кабинет, раздался грохот, словно что-то упало, дверь рывком распахнулась, и на пороге встал окровавленный Митька Бобер. За ним виднелся Антонио де Фариа с очень серьезным выражением на смуглом хищном лице.

— Что случилось?! — воскликнул Фернан Пинто, потрясенный видом Бобра.

Он считал, что в Московии, с ее патриархальным бытом и неспешным течением жизни, просто не могут произойти какие-либо кровавые события. Конечно, случай на царской охоте несколько поколебал его уверенность в незыблемости царской власти и в постоянстве благолепного покоя столицы московитов, которым был просто напоен московский воздух. Но это было не характерное происшествие, почти не повлиявшее на общую картину «сонного царства», как мысленно охарактеризовал Московию фидалго. Особенно это стало ощущаться, когда выпал снег. Русские, как медведи, залегли в зимнюю спячку, и только торговые ряды по-прежнему полнились народом, да иногда устраивались игрища.

— Ничего особенного… — Митька снял зипун, меховую безрукавку, и сел, морщась, на скамью; левый рукав его рубахи был разрезан, а из раны все еще сочилась кровь. — Дело житейское. Маненько подрезали.

Антонио де Фариа помог остановить кровь, наложив жгут выше пореза, и приказал позвать лекаря-недоучку Хосе Алонсо. Тот прибежал сразу — взъерошенный, немного испуганный срочным вызовом, со своим лекарским сундучком в руках. В Московии студиоз неожиданно почувствовал необычайную тягу к знаниям, а поскольку свободного времени у него было хоть отбавляй, он приналег на медицинские книги, которые брал у царского лекаря англичанина Ричарда Элмеса, с которым очень быстро сдружился.

Возможно, их приятельским отношениям посодействовало то обстоятельство, что Ричард Элмес, как и студиоз, не имел официальных документов, предоставляющих ему право быть врачом. У него не было патента Медицинской коллегии Лондона, а значит, он не мог претендовать даже на место аптекаря. Тем не менее Ричард Элмес оказался вполне приличным лекарем и был у великого князя в чести. В Московию его привез Ральф Стэндиш, выпускник Кембриджского университета, член королевского коллегиума врачей.

Хосе Алонсо быстро обработал рану — она и впрямь была незначительной — и наложил повязку.

— Ничё, заживеть как на собаке, — сказал Митька и жадно посмотрел на сулею с хлебным вином.

Антонио де Фариа приказал лекарю:

— Налей…

Хосе Алонсо наполнил чарку, и Митька выпил, при этом поступил точно так, как до этого Афанасий Пуговка — несмотря на то, что на столе было мясо, он лишь понюхал хлебную корку, да с сожалением посмотрел на сулею, которую студиоз поторопился убрать подальше. Он боялся, как бы от спиртного не усилилось кровотечение.

— Рассказывай, — молвил де Фариа, жестом выпроводив Алонсо из комнаты.

— Нашел я вашего Степку. Ох и забралси ён! В самую глухомань… — Митька поцокал языком. — Ц-ц-ц… Все ноженьки отбил, кады по буеракам шарился. Изодралси весь, лошадь едва не загнал… Возле Ржавца таится ваш Степан, в Аржавском лесу, што в Лихвинской Засеке. Сам не видывал, но грят, там у него цельная крепость на горе. Намеревался я туды съездить, так ить опередил-то меня, змей подколодный. Сижу я, значит, на яме[61], в корчме, кушаю…

— Пил ты, а не жрал, стервец, — поправил его на ломаном русском Антонио де Фариа.

У него была хорошая память и способность к языкам, поэтому за то время, что он общался с московитами, идальго понемногу начал разуметь русский язык. Правда, больше матерный.

— Так ить с устатку, — не обиделся Митька на грубость. — Я ж не лошадь, штоб цельный день без еды копытиться. Ну, верно, выпил маненько… но как разговор с народом завести? А в застолье все братья и никто не таится. Вот я и спросил про Степана — мол, не слыхали, не видывали, люди добрые? А один ямщик (люди они знающие, везде бывают) и грит: конешно, а как же, ён тут недалече живеть! И подсказал, как найти. Вышел я из корчмы с радостью — ну, думаю, слава те Господи! Отыскалси аж на Угре, стервец! Больно уж я умаялся. Роздых надобен. А дело-то было под вечер, стемнело, я уже и ночлег себе подыскал. И тут из-за угла — хрясь кистенем! Ужо не знаю, как и увернулси. Наверно, Святая Варвара спасла меня от верной гибели. Свечу я в ейной церквушке поставил — не поскупился, на цельный пуд. Эх! — Бобер поискал глазами сулею с хлебным вином, но студиоз, сам не дурак хорошо выпить, не оставил ее в комнате, а унес с собой.

— Ну-ну, что было дальше? — поторопил его Фернан Пинто.

Бобер сокрушенно вздохнул, — все у немчинов, не как у людей, вина им жалко для поправки здоровья; для кого стараюсь?! — и продолжил:

— А дальше я ножиком его — чик! И полетела душа раба Божьего к Святому престолу о грехах земных исповедоваться. В обчем, не стал я там ночевничать, а сел на свою лошадку и в Москву. Оно хоть и по темноте, и люд лихой по дорогам шалит, а все ж безопасней, нежели на том яме оставаться. Беду чуял. И угадал. Догнали меня ужо под самой Москвой. Человек пять, все на добрых конях. Сабелькой угостили. Хорошо ты, господин, — Федька с благодарностью посмотрел на Антонио де Фариа, — дал мне два пистоля. Одного я уложил на месте, второго ранил, и на ход. Кобылка у меня шустрая, хоть и с устатку, а шибко побёгла.

Фернан Пинто и Антонио де Фарио переглянулись. Неужто удача?! Нужно все хорошо обмозговать… Идальго достал из кошелька два золотых дуката и отдал их Митьке.

— Это тебе за работу, — сказал он, улыбаясь. — Если твои сведения окажутся верными, получишь в десять раз больше.

— Господин!.. — Митька захлебнулся в восторге.

Теперь он готов был разбиться в лепешку, но выполнить любой приказ гишпанцев. Буде у него двадцать золотых, — нет, двадцать два! — он дело свое на Торге откроет. Эк, свезло… К хорошим людям прибился.

— Это еще не все… — Фернан Пинто испытующе посмотрел на Бобра и продолжил, понизив голос: — Ты Мартина Тромпа знаешь?

— Вашего толмача? А как же.

— У нас беда, Митка… — Фидалго сокрушенно покачал головой. — Исчез он. Где, как — ничего не известно.

— То есть… как енто исчез?! Я ж ево намедни видал, ён по торгу шлялси.

— И все-таки, исчез, — с нажимом сказал Пинто. — Бесследно.

— Вишь оно как… — Митька хитро осклабился; до него уже кое-что начало доходить. — Вы хотите, штоб я ево нашел?

— А то как же. Непременно… — С этими словами Фернан Пинто всучил ему еще два золотых. — Это на его поиски. Найди его живого… — он сделал многозначительную паузу, — или мертвого.

— Хе-хе… Будьте любезны, все спроворим, как надыть. На дне морском отыщем… хе-хе, ежели он помер.

Испанцы и не сомневались, что Митька все сделает, как нужно. Слугой он был безотказным.