Читать книгу "Кибервойны ХХI века. О чем умолчал Эдвард Сноуден - Владимир Овчинский"

Фактически Д. Стиглиц говорит о том, что необходим капитализм с большим государственным регулированием, меньшей ролью финансового сектора и большим упором на социальные вопросы и интересы среднего класса. Эти мысли он развивает в недавно вышедшей книге «The Price of Inequality: How Today's Divided Society Endangers Our Future Paperback». Однако представляется, что дела обстоят на порядок серьезнее. На наших глазах происходит своего рода трансформация несущих конструкций глобальной и национальных экономик. Причем эта трансформация по своей неумолимой логике, отнюдь не ведет в сторону усиления социального характера государства и уменьшению неравенства. Этой же теме посвящен едва ли не главный политэкономический бестселлер 2014 года, который наперебой цитируют Дж. Йеллен, Ф. Оланд, Б. Обама и др., - «Capital in the Twenty-First Century» Т. Пикетти.

Чтобы разобраться с происходящими процессами, необходимо присмотреться к сложившейся парадоксальной ситуации.

Достоверно известно, что более ста экономистов, аналитиков, инвестиционных экспертов, специалистов вычислительных наук, принадлежащих к зачастую противоположным школам, придерживающихся разных идеологических убеждений, достаточно точно предсказали сроки и масштабы кризиса. Это говорит о том, что само по себе предсказание кризиса не может выступать фактором подтверждения правоты той или иной теории или подхода.

Гораздо более интересно нечто другое. Практически никто в течение пяти лет не смог спрогнозировать текущую и краткосрочную динамику. Как правило, преобладали либо апокалиптические оценки, предрекающие крушение мировой экономики в ближайший год или даже месяцы, либо расчеты, ориентированные на начало периода процветания и благоденствия. Как мы знаем, не произошло ни того, ни другого.

Традиции экономических школ и экспертные оценки, базирующиеся на фактах докризисного мира, оказались неэффективными в посткризисной действительности. Можно говорить о том, что кризис начал формировать новую реальность. Соответственно, первостепенной задачей становится выработка понимания ее главных черт и движущих драйверов. Нужно понять, что в новой реальности сохранилось от докризисного мира, а в чем состоит новизна, сбивающая с толку экспертов и прогнозистов.

Начнем с фундаментальных черт докризисного мира, которые определяют и новую реальность. Первая, и главная черта — это тотальная финансиализация экономики. Ее масштабы таковы, что позволили гениальному русскому мыслителю А. Зиновьеву в своей книге «Запад. Феномен западнизма», написанной в 90-е годы прошлого века, назвать поздний капитализм финансизмом. Кризис в этом плане ничего не изменил, а более того, ситуацию усугубил. Едва ли не самая наглядная характеристика финансиализации экономики — это то, что на один доллар торговых операций с товарами и услугами, приходится десять долларов операций с финансовыми активами всех видов. Не менее красноречивы данные международной исследовательской организации FSB. Если в 2002 г. активы 28 крупнейших банков составляли 48 % мирового ВВП, в предкризисном 2007 г. — около 60 %, то сейчас подбираются вплотную к 66 %. Сегодняшний мир это, в первую очередь, мир секьюритизации и торговли финансовыми активами, и во вторую, подчиненную — производства реальных товаров и услуг.

Вторая ключевая черта — это усиление неравновесности экономических систем — от глобальной экономики до отдельных корпораций. В главной составляющей глобальной экономики — сфере капитальных товаров и финансовых активов — невидимая рука рынка не действует. Эти рынки исходно неравновесны. Эта неравновесность сыграла роль катализатора кризиса, разразившегося в 2008 г. Продолжает она усиливаться и в новой реальности. В посткризисный период цены на акции, включенные в основной фондовый индекс S&P 500, растут почти в 10 раз быстрее, чем экономика. Значительная часть финансовых аналитиков полагает, что надувается новый, на этот раз фондовый пузырь, который неизбежно в свое время лопнет.

Третьей ключевой чертой, перешедшей из докризисного мира в новую реальность, стал пирамидальный характер финансовой системы позднего капитализма. Он не только сохранился, но и усилился. По своему экономическому смыслу и математическому выражению нынешняя глобальная финансовая система мало чем отличается от схем Понци и Мавроди. Все хорошо знакомы с ситуацией с государственными долгами, которые во многих странах мира долгое время растут по экспоненте. Прежде всего, это относится к США, Японии и Великобритании.

Гораздо менее известен тот факт, что основа основ современной западной экономики, а именно, банковская система, также построена как пирамида. Базисным институтом рыночной капиталистической экономики является банковская система, покоящаяся на депозитах. Пирамидальный характер этой системы подтверждается следующим фактом. На сегодняшний день в Соединенных Штатах Америки каждому обладателю депозита гарантированы вклады на 250 тыс. долларов. Но это бумажная гарантия. Соотношение фонда страхования депозитов к общей сумме страхуемых депозитов до кризиса составляло чуть более 1 %, а сейчас всего 0,4 %, по данным А. Турбанова, генерального директора ГК «Агентства страхования вкладов», почерпнутым из официальных американских источников. Такое соотношение характеризует только пирамидальные схемы.

В качестве четвертой определяющей черты глобальной экономики остается долговременное падение многофакторной эффективности производства. Это падение нагляднее всего выражается в длящемся вот уже 50 лет падении темпов роста ВВП в развитых богатых странах. Если в 60-е годы прошлого века ВВП рос ежегодно на 5,5 %, в 70-х — 3,8 %, в 80-х — 3,2 %, в 90-х — 2,8 %, в начале этого века, до экономического кризиса — 2,1 %, то в 20092012 гг. — всего 0,4 %.

С долговременным снижением многофакторной производительности транснациональные корпорации пытаются бороться путем сохранения системы международного разделения труда, сложившейся в 90-е и нулевые годы. Эта система базируется на том, что основные центры прибыли и создания добавленной стоимости, осуществление НИОКР транснациональные корпорации оставляют на территории собственных стран, а трудоемкие, малоприбыльные операции переносят в так называемые новые, развивающиеся страны. Тем самым поддерживается и закрепляется экономическое неравенство и технологическое превосходство. Это хорошо видно на примере Китая. Вот уже долгое время подавляющая часть экспертов, а также средств массовой информации прочат этой стране замечательное экономическое и технологическое будущее. Между тем, как до, так и после кризиса, более 75 % экспорта из Китая осуществляется транснациональными компаниями, их филиалами или дочерними и совместными предприятиями. К чему это ведет?

Посмотрим на примере производства iPhon. В продажной цене iPhon 64 % составляли доходы Apple, 36 % — китайского сборщика. Статистически эти 36 % в долларовом виде включаются в показатели экспорта Китая. Но с точки зрения собственности и распределения цены дела обстоят не так. На долю добавленной стоимости, созданной в самом Китае, приходится лишь 1,3 %. Остальная часть идет поставщикам комплектующих изделий, которые в подавляющем большинстве расположены вне страны. Сходная, хотя возможно и чуть лучшая картина характерна и для другой технологической экспортной продукции Китая и других новых индустриальных стран.