Читать книгу "В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок"

Записей о том, где проходила церемония бракосочетания Мэри Шелтон и Джона Скадамора, не сохранилось. Скорее всего, они обвенчались не при дворе, так как прекрасно понимали, что королева не одобрит их брак. Когда Елизавета все узнала, Мэри Шелтон в полной мере испытала на себе гнев королевы. По свидетельству фрейлины Элинор Бриджес, «королева очень бранила Мэри Шелтон за ее замужество: она не жалела ни ударов, ни злых слов и так и не даровала ей своего согласия». Бриджес добавляла: «Никто еще не покупал себе мужа такой дорогой ценой».[666]Несколько лет спустя Бесс из Хардвика (графиня Шрусбери) поведала эту историю Марии Стюарт: дочь графини, леди Мэри Талбот, была близкой подругой Мэри Шелтон. Очевидцы утверждали, что Елизавета сломала Мэри палец, ударив ее щеткой для головы, а потом пыталась переложить вину на упавший подсвечник. Мэри Шелтон, в замужестве Скадамор, услали от двора, хотя вскоре вернули и в октябре 1574 г. повысили до гофмейстерины.[667]

После свадьбы Мэри Шелтон переехала из тесных и неудобных комнат при дворе, где спали незамужние фрейлины. Так как придворными были и она, и ее муж, им предоставили отдельные апартаменты. Мэри Скадамор стала мачехой пятерых детей от первого брака мужа и хозяйкой в Холм-Лейси, фамильном имении Скадаморов в Хартфордшире, однако там бывала редко, так как королева редко отпускала ее.

9 октября 1576 г., когда Мэри уехала с мужем, ее спешно вызвали назад ко двору, так как леди Дороти Стаффорд, которая обычно спала в одной постели с королевой, сломала ногу, упав с лошади. Граф Суссекс писал Мэри в Холм-Лейси: «Боюсь, пока вы не приедете, ее величество не сможет хорошо высыпаться по ночам, что возможно только после вашего приезда».[668]Мэри стала одной из самых доверенных по друг Елизаветы и любимой спутницей в опочивальне. Через несколько недель, когда королева заболела, Мэри не отходила от нее. Она давала Елизавете теплое питье и ухаживала за ней днем и ночью.

* * *

В то время как Мэри Скадамор укрепляла свое положение в фаворе у королевы, леди Мэри Сидни, сестра Роберта Дадли, все больше впадала в немилость. Она с горечью писала о недостатке внимания со стороны королевы. Несмотря на то что леди Сидни самоотверженно ухаживала за Елизаветой, когда та болела оспой, она пострадала из-за напряженных и переменчивых отношений королевы с ее братом; несмотря на ее преданность, Елизавету она, похоже, раздражала. В июле 1573 г., когда Мэри Сидни появилась при дворе в платье, сшитом из бархата, который прислал ей муж из Ирландии, королева тут же потребовала, чтобы он прислал бархата и для нее. Мэри написала отчаянное письмо своему управляющему Джону Кокрейму, в котором требовала раздобыть материю любой ценой: «Ее величеству так нравится бархат, который милорд прислал мне на платье, что она настоятельно просила меня прислать ей такой же отрез на свободное платье. Насколько я помню, милорд купил мне бархат у Купера или Кука; надеюсь, вам удастся выяснить, где именно он его приобрел и сколько еще у них осталось. 12 ярдов будет довольно. Отнеситесь к моей просьбе со всем вниманием, ибо к отказу она отнесется плохо, а милорду ничего не говорите, ибо он, по разным причинам, может расценить ее слова как незначительную прихоть. Повторяю, отнеситесь к моей просьбе со всей серьезностью».[669]

Остается неясным, увенчалась ли успехом просьба Мэри и удалось ли Кокрейму купить последние 12 ярдов материи. Нет записей о том, какой кусок бархата на платье поступил в королевскую гардеробную в то время; возможно, попытка леди Сидни умаслить Елизавету не увенчалась успехом.

Сидни все больше беднели. Поскольку Мэри служила без жалованья, их благополучие зависело от ежегодного вознаграждения мужа, сэра Генри Сидни, но он тоже все больше погрязал в долгах, из-за огромных сумм, которые вынужден был платить в Ирландии из собственного кармана. Недешево обходилось и содержание валлийских поместий. Мэри регулярно просила королеву возместить ее мужу хотя бы часть денег, которые он тратил на королевской службе. Когда в 1572 г. сэру Генри пожаловали титул барона, низший из аристократических титулов, он едва мог себе позволить расходы, сопровождавшие назначение, и потому его жена умоляла Сесила избавить мужа от такой чести, если только титул не будет сопровождаться повышением жалованья.[670]Как объяснила Мэри, сэр Генри «весьма напуган» предстоящим ему «нелегким выбором»: либо взвалить на себя финансовое бремя, «либо отказаться от него и впасть в немилость ее величества».[671]Многолетняя верная служба стоила семейству Сидни большей части их состояния. В августе 1573 г. Мэри вынуждена была просить управляющего Кокрейма прислать ей 10 фунтов, так как ей нечем платить по счетам после того, как сэр Генри в очередной раз уехал. Речь шла в основном о расходах на шляпки, перчатки, лекарства и перешивание платьев, поскольку, как леди Мэри писала из Гринвича, «я осталась почти без денег», и добавляла: «Сумма менее десяти фунтов в настоящее время не покроет моих расходов… пришлите деньги сегодня же, хотя бы пришлось залезть в долги».[672]

Из-за болезни леди Сидни вынуждена была некоторое время провести вдали от двора. Вернувшись, она узнала, что просторные и удобные апартаменты, расположенные недалеко от покоев королевы, которые всегда выделялись ей благодаря вмешательству брата, отдали другой. Ее же поместили в комнате, где раньше селили прислугу. Там гуляли сквозняки; кроме того, оттуда она не могла пройти непосредственно к Елизавете. Как в сердцах написала Мэри, «по-моему, ее величеству неугодно, чтобы я находилась при дворе. Да и я сама по доброй воле ни за что не поселилась бы в таких покоях… С недавних пор меня поселили так, что у меня возобновились боли, от которых я почти избавилась за год».[673]Мэри все больше и больше обижалась и в 1574 г. отказалась прислуживать Елизавете до тех пор, пока ей не вернут комнаты, которые она привыкла считать своими. Она решила написать лорд-камергеру, своему шурину герцогу Суссексу, ставшему одним из ярых противников ее брата Дадли. Он отвечал за распределение комнат во дворце. «Ее величество призвала меня ко двору, но в моей комнате очень холодно, а штор у меня мало и нет ничего теплого», – жаловалась она. Здоровье ее было безвозвратно подорвано оспой, а жилищные условия во дворце лишь усугубляли ее недомогания. По ее словам, «по слабости здоровья» она не может «спать в такой холодной комнате и вынуждена просить о помощи». Она просила выделить ей «3 или 4 теплые шторы», которые избавят ее от сквозняков. Леди Мэри уверяла Суссекса, что, как только погода наладится, «шторы благополучно доставят назад. И я буду считать себя в высшей степени обязанной вам, если вы окажете мне такую услугу».[674]