Читать книгу "Брестские ворота - Николай Дмитриев"

Примерно через час чёрный представительский «хорьх» мчался по автобану в сторону Зальцбурга. На мягком сиденье салона, любуясь цветами в вазочках, украшавших дверные стойки, сидел сам рейхсляйтер. То, что его пригласили к фюреру, наполняло душу Розенберга волнением, а то, что теперь он может докладывать уже о реальных делах, придавало этому волнению особенный привкус.

Убаюкивающе-спокойный ритм дороги брал своё, и постепенно мысли рейхсляйтера сами собой вернулись к прерванному разговору. Беспокойство Блюменрита было Розенбергу понятно. Уж кто-кто, а он представлял себе размеры России как никто другой. И хотя сам он рос в Прибалтике, юность, проведённая в Москве, оставила в душе русского немца незабываемый след.

Сейчас, мысленно уходя в прошлое, он вспоминал своих товарищей по МВТУ, московские улицы шестнадцатого года и то ощущение молодости, с которым неразрывно был связан этот город. Да, тогда будущий инженер-архитектор и представить себе не мог, как повернётся его судьба.

И сразу же на эти воспоминания наложились сегодняшние события, и всё приобрело совсем другой смысл. Ведь если дела на фронте пойдут так и дальше, то немецкие танковые клинья в считанные недели достигнут Москвы, а тогда…

Тут же вспомнилось и обещание Гитлера подчинить ему, Розенбергу, все четыре рейхскомиссариата, а это делало его чуть ли не единоличным правителем России. На секунду полёт фантазии поднял Альфреда необычно высоко, и он, словно прозрев, понял: если принять предложение генералов и создать русские вооружённые силы, то война выиграна…

Резкое торможение у контрольного пункта сбило поток фантазии. «Хорьх» рейхсляйтера остановился у начала горного серпантина. Начальник поста в чёрной эсэсовской форме, сначала заглянув в окно, удостоверился, что в салоне только Розенберг, потом долго звонил по телефону, выясняя, не будет ли на подъёме встречных машин, и только после этого разрешил проезд.

Местами подъём был крутоват, но мощный «хорьх» легко одолел его и остановился только на самой верхней площадке. Розенберг вышел из машины, миновал ещё один пост и в сопровождении двух молчаливых офицеров из службы контроля пошёл по длинному, вырубленному в скале туннелю.

Пройдя этот коридор, Розенберг оказался возле богато отделанного полированной бронзой лифта, у дверей которого рейхсляйтера встретил адъютант фюрера. Просторная кабина подняла их на стометровую высоту, и дальше, по напоминающему коридор вестибюлю, украшенному настенными однорядными пятисвечниками, адъютант довёл Розенберга до двери, ведущей на открытую площадку, где его ждал Гитлер.

Хозяин горной резиденции действительно был здесь. В фуражке с козырьком, низко надвинутым на глаза, и повседневном светло-коричневом кителе, он стоял у парапета и задумчиво смотрел на пелену облаков, сплошь затянувшую долину несколько ниже вершины пика, так что казалось, будто площадку окружает некий белопенный туман.

Увидев застывшего в нацистском приветствии рейхсляйтера, фюрер повернулся к нему и деловито спросил:

– Ну как, уже нашли что-нибудь интересное?

– Ищем! – преувеличенно бодро ответил Розенберг и добавил: – Рабочая группа уже приступила к действию и, надеюсь, результат скоро будет.

– Результат должен быть! – резко сказал Гитлер, и его взгляд, словно устремляясь в невидимую другим даль, обратился на горные пики. – Германия уже два года низвергает одного противника за другим, и мы не ошиблись в правильности наших планов!

– Мой фюрер, – осторожно начал Розенберг. – Мне сообщили, что наши генералы предлагают создать русские формирования и, дав некие обещания на предмет дальнейшего переустройства России, добиться ещё более впечатляющих успехов.

– Чушь! – резко оборвал его Гитлер. – Я не позволю, чтобы на территории, занятой ценой крови немецких солдат, появлялись всякие там правительства. На завоёванных землях должны быть образованы «гау». Что касается местных жителей, то их надлежит частью вывезти в Сибирь, а частью расселить по округе.

– Но, мой фюрер, территория России огромна… – попытался напомнить Розенберг и замер, ожидая вспышки гнева, но, на его удивление, фюрер ответил абсолютно спокойно:

– Всё-таки вы наполовину русский, Альфред, – Гитлер перестал созерцать пики и снова повернулся к Розенбергу.

Услыхав благожелательные нотки, рейхсляйтер осмелился возразить:

– Герр Розенберг – мой отец – потомок немецких рыцарей.

– Знаю, – Гитлер благосклонно кивнул и заключил: – Мы, национал-социалисты, должны без оглядки отстаивать свои внешнеполитические цели, а именно – обеспечить немецкому народу предназначенную ему землю. И никогда не должно быть позволено, чтобы оружие носил кто-либо другой, кроме немцев! Самая большая глупость – это дать в руки покорённых народов оружие. Особенно на Востоке!

Рейхсляйтер знал, что до начала военных действий основная ставка делалась на многонациональность Советского Союза, и многообещающие предпосылки по крайней мере в Прибалтике и Украине на это были. Однако, похоже, удачное начало военных действий привело к кардинальному изменению планов фюрера.

Во всяком случае, самопровозглашенное во Львове украинское правительство вызвало нешуточный гнев фюрера и по его личному указанию было сразу ликвидировано. Поэтому ожидать, что в отношении России позиция фюрера будет иной, не приходилось, и Розенберг, не став дальше развивать эту тему, замолчал.

На Гитлера же, наоборот, напал прилив красноречия, и он с пафосом заявил:

– При заселении русского пространства немецкий поселенец будет жить в прекрасном посёлке. Губернаторам построим дворцы в городах, вокруг которых на расстоянии тридцати километров разместятся красивые деревни, соединённые превосходными дорогами. Всё остальное пространство будет принадлежать другому миру – миру русских…

Гитлер замолчал, и рейхсляйтер понял, что фюрер намерен создать колонию на Востоке, а значит, надежд на осуществление собственных планов у него нет…

* * *

За окном вагона проплывал обычный среднерусский пейзаж. Засеянные начинавшими поспевать хлебами поля сменялись перелесками, время от времени поезд шёл по колее, с двух сторон сжатой лесом, чтобы потом, словно внезапно оборвавшись, стена деревьев сменилась каким-нибудь полустанком в окружении одноэтажных домиков.

Стекло было опущено до упора, и, стоя у самого окна, комбриг Орлянский с удовольствием подставлял лицо освежающему летнему ветерку. Глядя на постоянно менявшуюся перед ним картину знакомых мест, он мысленно возвращался к прошлому.

Это здесь в 1920-м он воевал с поляками, здесь же, в Белоруссии, после окончания академии служил, пройдя все командные ступени от командира роты до комполка. Правда, потом, при переводе на новое место, его внезапно арестовали… Отсидев почти два года в лагере, он так же неожиданно был освобождён и даже восстановлен в звании.

Сейчас, так и оставшись комбригом, он уже в качестве командира дивизии ехал на фронт. И хотя петлицы у него оставались прежними, старого образца, давний товарищ, служивший теперь в отделе кадров, обнадёжил, что вопрос о замене ромбов на звёзды в скором времени наверняка будет решён.