Читать книгу "Не доверяй мне секреты - Джулия Корбин"

– Всякое бывает, – говорю я. – Бывает, просто не повезло, несчастный случай или что-то сделал не так… но это не значит, что в жизни все плохо, не всегда же ты ошибаешься, надо помнить, что есть и хорошее, помнить о ежедневных обязанностях, о долге, в конце концов.

«Да, только не забывай напоминать об этом себе самой», – мелькает мысль.

– Конечно, ты права, – улыбается Моника. – Мой отец делал все, что мог, он старался. А вот мать… А что мать? Она пила уже давно, задолго до этой связи. – Она пожимает плечами, смотрит вверх и глубоко вздыхает. – Орла мне ничем не угрожает. Надеюсь, мы видим ее здесь в последний раз.

Если бы так. Нет, надо ей рассказать. Все равно от кого-нибудь узнает.

– Орла собирается здесь поселиться, – говорю я и вижу на губах Моники неуверенную, недоверчивую улыбку. – Я узнала об этом сегодня утром.

– Этого быть не может! – Она отступает на несколько шагов. – Нет, это просто невозможно…

– Очень даже возможно. Это уже факт. Она сняла коттедж. Не знаю, правда, надолго ли.

Она хватает меня за руку и сжимает так крепко, что ногти впиваются мне в кожу.

– Я должна что-то сделать, надо как-то остановить ее.

– Моника! Что с тобой? Тебе нужно смотреть на это трезво!

Освобождаю руку от ее пальцев, беру за плечи и легонько трясу.

– Я понимаю, Орла будит в тебе дурные воспоминания, связанные с родителями, знаю, что это неприятно, больно, но в данный момент бояться тебе нечего.

Однако взгляд ее говорит совсем другое. По глазам вижу, что она хочет мне что-то сообщить.

– Что такое, Моника? В чем дело? – спрашиваю я и чувствую неприятное покалывание в висках. – Это касается Розы?

Но глаза ее тускнеют.

– Меня предупреждали об этом. Меня предупреждали…

– О чем это ты? Кто предупреждал?

– Грейс! – говорит она громким шепотом. – Ты хоть понимаешь, сколько вреда она может всем нам принести?

Я отрывисто смеюсь, но не потому, что мне смешно, просто пар надо выпустить.

– Самое главное – сохранить статус-кво, – продолжает Моника. – Чтобы жизнь тикала… шла своим чередом. Конечно, иногда она кажется скучной, но…

Она смотрит куда-то в пространство, словно читает слова, написанные в складках воздуха.

– Орла очень опасна. Она здесь у нас все разрушит и разорит, а потом уедет, и поминай как звали. Надо ей помешать.

– Слушай, я тоже не хочу, чтоб она была здесь, – говорю я и беру ее за руку. – Но тебя-то что беспокоит? Скажи…

– Не могу. – Она отдергивает руку. – Это тайна, я слово дала. – И делает несколько шагов назад. – Ты можешь узнать, что ей надо? Что она хочет? Можешь?

«Я уже это знаю».

– Постараюсь, – делаю я бодрое лицо. – Сообщу, если что узнаю.

– Хорошо.

Моника успокаивается, берет себя в руки и несколько неуклюже обнимает меня.

– Может, в школе меня и не очень любили, и дома у нас было все плохо, но…

Она оглядывается вокруг, словно вбирая в себя и море, и небо, и все окружающее пространство.

– …зато я сделала прекрасную карьеру, у меня двое детей, и замуж я вышла по любви. И я считаю, что мне в жизни повезло. Муж у меня замечательный, скажи?

Она улыбается. Лицо искреннее, ни малейшего признака, что она хитрит, хочет на что-то намекнуть.

– Впрочем, что я тебе рассказываю, ты сама это знаешь, Грейс, верно?

14 мая 1999 года

Я работаю с Юаном в его мастерской уже год. На улице сейчас холодно, хорошо, что включено отопление. Я разматываю шарф, снимаю плащ и шляпу, подхожу к незаконченному холсту, с удовольствием ощущаю приятное тепло радиатора. Гляжу на холст, потом на фотографии, с которыми работаю: вечернее небо, сумерки, над морем собираются черные тучи, одна за другой, клубясь, они поднимаются над горизонтом. Снова гляжу на холст и сразу вижу, где у меня ошибка. Картина уже обретает форму, но еще плохо проработан контраст между светом и тенью, нет ощущения грозно приближающейся бури.

Приходит Юан. Посвистывает.

– Доброе утро. Прихватил по дороге круассанчиков.

Вынимает один из сумки, кладет рядом со мной на стол:

– Ну и что ты там такое увидела?

В руке у него другой круассан. Он откусывает и делает шаг назад, чтоб получше рассмотреть картину.

– Гляди сюда, – тычет он в край полотна. – Что это у тебя такое?

– Пока просто красное пятно, потом будет черепичная крыша. Дом будет. – Я качаю головой. – Не чувствуется динамики, вот что.

– Там, где будет дом, что ли?

– Во всей картине. Должно быть движение, драматизм, динамика, а в центре всей композиции – надвигающийся шторм. Баланс света и тени тоже ни к черту.

– Кофе будешь?

– Давай.

В мастерской становится гораздо теплей. Снимаю кардиган, закатываю рукава кофточки, снова разглядываю фотографии. Это всегда самое сложное. Я понимаю, картина сейчас плохая, но можно сделать ее еще хуже, а то и вовсе испортить. Юан протягивает мне кофе, садится за свой стол, откидывается, заложив руки за голову. Я гляжу в другую сторону, но чувствую, что в голове у него шевелятся какие-то мысли. Сейчас он что-то скажет.

– Грейс!

– Мм?

– Ты когда-нибудь представляешь себе, что мы занимаемся любовью?

Вопрос звучит как бы ненароком и совершенно обыденно, будто это нормальный вопрос, который обычно задает в понедельник утром коллега коллеге. Слава богу, я сейчас на него не гляжу, отвернулась. Перевожу дыхание, но дышится с трудом. Я молчу, и, не дождавшись ответа, он повторяет:

– Я хочу знать, у тебя бывают мысли о том, что мы с тобой занимаемся любовью, а?

Встает, подходит ко мне, становится рядом:

– Слышишь, Грейс?

– Я не хочу отвечать.

– Почему?

– Потому. – Жестом обвожу помещение. – Мы сидим и спокойно работаем. Нам хорошо, и не надо все это портить.

– Ну скажи честно. – По его лицу пробегает какая-то тень, но слишком быстро, я не могу уловить, что она значит. – Прошу тебя.

– Зачем?

– Просто хочу знать.

– Зачем?

– Хочу знать, что об этом думать.

Поднимаю голову, пристально гляжу на него, стараюсь удержать мгновение, чтобы оно не ускользнуло от меня, но простейшая истина заключается в том, что я не могу ничего отрицать.

– Да, такие мысли бывают, – отвечаю тихим голосом.

– А ты знаешь, зачем я вернулся сюда?