Читать книгу "Война солдата-зенитчика. От студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941-1942 - Юрий Владимиров"

…Цифра 13 в моем жизненном пути всегда была знаменательной и неплохой. И в данном случае день 13 мая 1942 года оказался для меня приятным. Но в то же время этот день за весь период моего пребывания в Красной армии стал вообще последним, когда мне удалось помыть свое тело горячей водой и одеться в свежее нижнее белье.

Глава 13

На другой день, 14 мая, после раннего, ставшего для нас уже обычным завтрака сухим пайком с запиванием всего съеденного сырой водой из фляги, мы продолжили на автомашинах и прицепленных к ним орудиях движение на северо-запад. Однако сделали больший уклон на север. Погода была по-прежнему солнечной. Ехали по остаткам проселочной дороги вдоль левого берега реки Берека. Затем объехали правой стороной село Алексеевка и проследовали дальше прямо по полю к намеченной командиром батареи Сахаровым (очевидно, по топографической карте) цели.

Однако при езде по бездорожью наши не рассчитанные для такого движения английские грузовики «Бедфорд» часто застревали в пути, и их нам из-за этого много раз, отцепив пушки, приходилось мучительно выталкивать из тех ям, толкая сзади вручную. При этом брали также с боков большими лопатами землю и кидали ее под колеса, куда также сбрасывали ветки росших поблизости деревьев и остатки прошлогодней соломы с поля.

К счастью, эти тяжелые работы нам помогали выполнять шоферы обгонявших батарею отечественных автомашин и особенно – ехавшие на них военные, а пару раз подсобили пехотинцы и кучера различных повозок, которых, в свою очередь, обгоняли мы.

Не могу не сказать о том, что однажды был свидетелем очень неприятного случая, который запомнился мне на всю мою долгую жизнь. Он произошел, когда нашим автомашинам как-то пришлось поехать по небольшому лугу, представлявшему собой незаметное сразу болотистое место. Три наших грузовика более или менее благополучно преодолели это место, а четвертый – застрял, уйдя задними колесами глубоко в грунт. Во время выталкивания его руками младший лейтенант Алексеенко, громко ругаясь матом, стал безжалостно избивать измученных бойцов своего взвода прикладом винтовки и грозился лично расстрелять некоторых из них. В качестве причины для расстрела он усматривал скрытое нежелание работать. (К сожалению, такие бойцы у нас тоже бывали…)

Километров через шесть после начала пути мы наткнулись на отдельные разбитые автомашины и покинутые артиллеристами индивидуальные окопы, а также отрытые ими же позиции для полевых орудий, которых там уже не было. На их месте и вокруг валялось много желтых стреляных гильз. Потом попались места, где побывали минометчики, а затем промелькнули длинные ряды окопов и блиндажей, где раньше была пехота.

Стало ясно, что сейчас мы оказались на одном из участков бывшей передовой линии фронта, откуда части нашей 6-й армии двое суток назад после артиллерийской подготовки перешли в наступление на немцев. Войска отсюда прорвали оборону противника, двинулись на запад и продолжают дальнейшее движение туда же, преодолевая вражеское сопротивление. (Один из ехавших с нами пожилых товарищей, побывавший на фронте в прошлом году, заявил, что, судя по его опыту, в прошедшие два дня сопротивление немцев было, вероятно, слабым.)

Прибытие нашей зенитной батареи на бывшую передовую линию фронта ознаменовалось тем, что над нею сразу же и совсем неожиданно появилась тройка немецких штурмовиков, которая резко снизилась и атаковала нас и следовавших сзади и спереди пехотинцев, группы автомашин и гужевых обозов. Мы даже не успели развернуться к бою. Пока Виктор Левин и я, ехавшие на пушке, а также другие два наводчика на втором орудии стали на ходу наводить на цели стволы обоих орудий, самолеты уже лихо пролетели над нашей головой. Они дали по батарее очереди пуль и сбросили мелкие бомбы, в результате чего погиб подносчик снарядов из второго огневого взвода и получили ранения разной тяжести трое других бойцов из взвода управления и от нас. К счастью, пушки и пулемет не пострадали. Пробило осколком бомбы шину и камеру колеса на грузовике с закрытым кузовом. А какие были потери в других двигавшихся вместе с нами подразделениях, не знаю. Обратно на свой аэродром штурмовики пролетели на очень большой высоте, и мы даже не пытались открыть по ним огонь.

Шоферы Журавлев, Загуменнов и другие быстро сменили у грузовика с закрытым кузовом поврежденное колесо, и батарея, забрав с собой убитого и всех раненых, поехала дальше. Скоро доехали до юго-восточной окраины освобожденного от немцев, по-видимому, только пару дней назад населенного пункта, чем-то напоминавшего собой покинутую тогда нами Лозовеньку. Это было, вероятно, село Берека, расположенное почти в самом истоке реки того же названия. В селе еще дымились многие сгоревшие во время боя полностью или частично хаты и торчали кое-где одинокие печи с высокими дымовыми трубами. Валялись вздувшиеся и начинающие сильно разлагаться трупы коров, овец, лошадей и другого скота, павшего от пуль и осколков снарядов. Тянулся сладкий противный запах мертвечины. Наверное, совсем недавно тут были и людские трупы, но их успели убрать.

Заезжать внутрь села батарея не стала. Впереди, недалеко от него находился большой смешанный лес. К нему мы и направились. Автомашины батареи медленно въехали в этот лес километра на два вглубь по узкой, с большими рытвинами дороге и окончательно остановились, разъехавшись в стороны среди деревьев, предварительно разреженных нами же топорами и пилами. Рядом находилась небольшая поляна, через которую протекала речка с чистой водой.

В этом же лесу мы заметили поблизости на разных местах хорошо замаскированные танки нашей 199-й отдельной танковой бригады, прибывшие сюда значительно раньше нас. По-видимому, здесь были также и другие танковые соединения.

После того отвратительного запаха мертвечины, который довелось испытать возле освобожденного от немцев села, полным контрастом оказался для всех запах ландышей, росших в лесу в большом количестве.

На поляне, отрыв позиции, мы установили в них вместе с ящиками для боеприпасов готовыми к ведению огня обе пушки и пулемет. Их хорошо замаскировали. Затем отрыли индивидуальные окопы и соорудили из молодых деревьев и веток шалаши для проживания в них каждому взводу по отдельности и содержания в них личного оружия. Начали заниматься строительством капитальной землянки-бункера для командиров и комиссара.

15 мая после неплохого завтрака, полученного из полевой кухни, меня разыскали комиссар батареи Воробьев и ее парторг Агеев, которые с ходу напомнили мне о моей обязанности выпустить очередной боевой листок, ставший, как потом оказалось, последним. Они принесли для него готовую форму и набросанную комиссаром карандашом небольшую заметку, содержавшую упоминание об успешном ходе наступления наших частей на врага и призыв к каждому бойцу выполнить «перед советским народом любой ценой свой священный долг защитника Отечества».

Я немедленно принялся за дело, вытащив из вещевого мешка ручку, чернила, ластик, простой и пару цветных карандашей и взобравшись на кузов грузовика со скамейками для сидения, одну из которых использовал в качестве стола. Мне пришлось фактически заново изложить принесенную комиссаром заметку, значительно расширив ее содержание, и написать дополнительно кое-что от себя. В частности, я написал пару добрых слов о погибшем вчера подносчике снарядов (к сожалению, забыл его фамилию) и трех раненых бойцах, которых накануне отправили в тыл. Вскоре листок был готов, и я подошел к комиссару, чтобы тот ознакомился с его текстом, утвердил его и разрешил вывесить эту газетенку на видном месте на каком-либо дереве для прочтения всеми. Все обошлось благополучно.