Читать книгу "Маленький секрет - Сара Харрис"

Когда она закрывала глаза, то представляла себе, как мать меняет ее на другую девочку, которая не расчесывала бы свою экзему, не писалась бы в кроватке, не просыпалась бы ночью с криком. Мама отправит Анну в приют, такой как в мюзикле «Оливер!». Или на остров, такой как в мюзикле «Пиф-паф-ой-ой-ой», где живут грязные, оборванные дети.

Мама вернется домой с ребенком, будто сошедшим с картинки из детской книжки. На следующий день эта девочка с радостью пойдет в школу. Эта девочка не будет бояться, что ее хотя бы на минуту оставят дома одну. Анна тогда мечтала только об одном — стать похожей на ту, другую, идеальную девочку.

— Это было ужасно, — произнесла Анна.

— Что было ужасно?

— Мне было лет восемь. И ты говорила, что если я не доем свой ужин, то ты обменяешь меня на другую девочку.

— Как же, помню-помню, — добродушно засмеялась Барбара, думая, что вновь обрела у себя под ногами твердую почву. — Этот трюк удавался. После этого ты несколько недель была как шелковая.

После этого несколько недель Анна вела себя хорошо, но при этом она ужасно страдала от экземы в коленных и локтевых сгибах.

— Это было ужасно. Как ты могла сказать такое ребенку? В наши дни такой поступок расценили бы как эмоциональное насилие.

— Ох, «в наши дни»… — сказала Барбара, суетливо приглаживая волосы. — В наши дни детей оправдывают даже за убийство. Я как раз на днях разговаривала с Илейн, когда ребенок сломал ей руку…

— Ребенок сломал руку тете Илейн?! — И как только ее матери удавалось постоянно заговаривать ей зубы, так что Анна уже забывала, что хотела сказать.

— Дай мне закончить. Этот ребенок отломал руку одной из статуй, которые стоят у нее в палисаднике. Я сказала Илейн: «От этих статуй все равно никакого толку. Они ведь только для показухи». Видела бы ты ее лицо!

— Мама, ответь мне на один вопрос, — оборвала ее Анна. — Почему в школе ты не разрешила мне играть королеву в том представлении?

Учительница выбрала Анну на эту роль.

— У нее прекрасный голос и слух, — сказала она Барбаре. — И, в отличие от большинства девятилеток, Анна понимает, что такое «интонация». Однако ее выступление будет главным номером нашего представления, поэтому ей придется много репетировать. Именно поэтому я говорю со всеми родителями индивидуально. Ну, по крайней мере, с родителями тех детей, которых я отобрала для главных номеров программы. Что вы на это скажете? Репетиции будут три раза в неделю в школе после занятий и…

— Ну, в таком случае, боюсь, что это невозможно, — перебила ее Барбара.

Потому что по понедельникам у Анны были скаутские занятия, а по средам — занятия в марш-оркестре. В данный момент ей необходимо было учиться упаковывать подарки, чтобы заработать соответствующий скаутский значок. Что-либо помимо этого было бы выше ее сил.

— Но, мама…

— Так что, увы, нет, — отрезала Барбара. И Дон согласился с ней.

Это было в 1976 году, когда Поттеры еще решали все дела сообща. Дон говорил, что это может помешать Анне готовить уроки. Барбара говорила, что в таких случаях мамам обычно приходится шить костюмы, а ей не до этого. Она не могла жертвовать своим временем ради того, что закончилось бы уже на следующий же день — как было со всеми другими увлечениями Анны.

— Но, мама, это же несправедливо! — возмутилась девятилетняя Анна.

— Жизнь вообще несправедлива, — сказала Барбара, подавая на стол ужин — сосиски с фасолью. — И отойди от буфета. Хватит таскать сладкое.

И Анне пришлось смириться с позором: на представлении в конце семестра ей досталась роль Джамбли в зеленом фетровом костюме.

— К чему сейчас вдруг вспоминать эту историю? — спросила Барбара, шинкуя листья салата для обеда, который ей предстояло провести в полном одиночестве.

— Потому что в этом надо разобраться. У меня столько вопросов из моего детства, на которые мне нужно получить ответы. Например, тот случай, когда ты меня стукнула папиной туфлей…

— Ты тогда столкнула девочку в школьный бассейн, — покачала головой Барбара. Она собрала порезанные листья салата и положила их в миску.

— Вообще-то ее столкнула Джастин, — поправила Анна.

— Джастин, ты… Какая разница?

— Разница большая…

— Бедняжка была круглой сиротой.

— Но я-то относилась к ней по-дружески.

— Это я позаботилась об этом. Особенно после того, что ты натворила.

— Давай разберемся. За все хорошее, что было в моем прошлом, отвечаешь ты, а вот за все плохое…

— Я заставила тебя пойти на ее день рождения. Все остальные матери не пустили своих детей, так как боялись, что те там могут чем-нибудь заразиться. Потому что в мои времена в домах опекунов водилось полно микробов.

Она резала огурец толстыми ровными ломтиками.

— Ну и чушь!

— И я поступила точно так же но отношению к Притти Пуньяу. Я разрешала тебе играть с ней все твое детство, несмотря на то, что она была цветной…

Она разрезала помидор пополам, и из него в разные стороны брызнули семена.

— Ты не можешь так говорить о Притти, это расизм!

— Ну, в гаком случае вы могли бы и сейчас оставаться с ней подругами, если бы ты не наговорила ей более гадких вещей. Ты и Джастин. Вы сделали жизнь Притти невыносимой…

Она разрезала помидор на четыре части и посмотрела на дочь так, как будто, несмотря на все эти годы, они все равно оставалась друг для друга чужими.

— Это все Джастин. Ради всего святого, она же была настоящей предводительницей бритоголовых. Так или иначе, все это в прошлом…

— Ах, так, значит, для тебя прошлое складывается только из того, что выбираешь ты, а то, что выбираю я…

— ТЫ ИСПОРТИЛА МНЕ ЖИЗНЬ. Собака, про которую ты говорила… Ты ее убила. Ты убила нашу собаку!

Барбара взяла еще один помидор и быстро разрезала его на половинки. Она пригляделась к дочери. Почему она себя так ведет? В любых ситуациях они всегда оставались друзьями. «Моя дочь — это моя лучшая подруга» — так она говорила Илейн об Анне. Она попыталась взять помидор удобнее. Однако нож дрожал в ее руках, и она порезала безымянный палец. Но это не остановило Барбару, и она продолжала резать.

— Твоя собака не умерла. Мы отправили ее обратно.

— Да, к тому, кто убил ее. Бедное, никому не нужное животное.

— Ну, это ты ее не захотела. Ты отказывалась за ней убирать…

— Бога ради, я же была совсем ребенком. А ты была взрослой. Ты должна была взять на себя ответственность за нее… А сейчас, когда я уже сама взрослая, ты почему-то обращаешься со мной, как с ребенком, черт возьми! — Анну тоже трясло. Она никогда не ругалась бранными словами в присутствии матери. — Хочешь знать правду? Иногда я тебя просто презираю.