Читать книгу "Жюльетта - Луиза де Вильморен"

Мадам Ило была еще в халате и потому смутилась; он воспользовался этим, чтобы сделать ей комплимент, затем его лицо омрачилось, и, присев рядом с ней на канапе, он объявил ей, что, к великому своему сожалению, вынужден отказаться от их планов обучения гольфу.

— Что? Как это? Я отклонила ради вас несколько приглашений, а вы бросаете меня вот так, в последнюю минуту?

Гюстав не устоял перед соблазном преувеличить важность некоторых замечаний, которые Сесилия сделала ему накануне вечером, и его довольный вид разозлил Жильберту.

— Ведь правда, — сказал Гюстав, — в последнее время мы часто встречались; возможно, я слишком явно дал понять, что питаю к вам слабость? Я думаю, в это дело вмешалась Марселина, но, как бы там ни было, Сесилия хочет сегодня побыть со мною одна.

— Как бы там ни было! — воскликнула Жильберта.

Это восклицание, полное скрытого смысла, не понравилось Гюставу, но не испугало его, так как решение было принято. Он говорил себе, что верная жена после десяти лет замужества — юная девушка в плену страстей. Он был уверен, что Сесилия испытывает к нему нежные чувства, и решился их сохранить. «Если вдруг она мне лжет и я об этом узнаю, я притворюсь, будто нахожусь в неведении, — говорил он себе, — не отпугну ее упреками, и она попадется в сети моего терпения». Он считал, что добротой можно утишить страсти, кроме того, у него была гордость.

Жильберта какое-то время молчала. Она знала, что Сесилия никогда ее не любила, что лишь безрассудная ложь вынудила ее поделиться с ней своей тайной, к тому же она знала, что Сесилия способна сказать Гюставу всю правду и лишить ее таким образом дружбы человека, который сможет закрыть перед ней двери в тот мир, где она мечтала обосноваться. Из этого она заключила, что ей следует всех опередить и нарисовать Гюставу истинный портрет его жены.

— Мой бедный друг, — сказала она наконец, — как же вы наивны.

— Что вы хотите сказать?

— Вы воображаете себе невероятные вещи! Предполагаете, будто Сесилия ревнует, что ее тревожат наши отношения и что… впрочем, я лучше помолчу.

— Нет, говорите, я требую. Вы уже сказали слишком много. Она кого-то… любит?..

— Она над вами смеется.

— Сесилия? О, нет… нет… это невозможно.

— Она смеется над вами, и если я осмелилась вам это сказать, то лишь потому, что я люблю вас, и мне тяжело видеть, как вы доверчивы, тогда как я знаю то, что знаю.

Гюстав обхватил голову руками.

— Что же вы знаете? Говорите, говорите же, прошу вас.

— Я скажу, но с одним условием…

— С каким?

— Обещайте мне, что вы не будете сердиться на меня за то, что я оказала Сесилии услугу, и обещайте мне также, что наши отношения останутся такими, как прежде. Я так люблю вас, Гюстав, что с вашей стороны будет несправедливо наказать меня.

— Я питаю к вам самую большую дружбу, и она станет еще больше, если вы будете откровенны.

— Клянетесь?

— Клянусь, — отвечал он, и Жильберта заговорила.

Она рассказала ему, что в письме, которое Сесилия обронила в такси, содержались не только его собственные, весьма компрометирующие высказывания о месье Дубляре, его нравах и продажности, но и сатирическая комедия, главным героем которой был он, Гюстав. «Она потешалась над вами вместе с Александром, а в конце умирала от скуки или от отчаяния на пороге вашего дома».

Еще Жильберта рассказала, что Сесилия, захваченная врасплох после прихода Поля Ландриё, выдала его за врача, и как просила ее — ее! — подтвердить эту ложь. «Поняв, что ее непростительная несдержанность могла погубить Вашу карьеру, она словно обезумела. А еще она боялась, что этот милый документ попадет к вам в руки, и тогда вы узнаете, какие оскорбительные для вас шутки в ходу у нее с ее братцем. Она делает вас посмешищем и заслуживает того, чтобы вы об этом знали. Короче, она готова на все, лишь бы снова заполучить это письмо, которое Поль все еще держит у себя из мести».

Задумчиво, как бывает иногда, когда слушаешь музыку, Гюстав вслушивался в слова Жильберты и слышал в них то, чего она не говорила; он выстраивал план и, как только она закончила свой рассказ, вскочил на ноги и воскликнул:

— Жильберта, благодаря вам я — счастливейший из людей!

— Правда, благодаря мне? Тогда и я счастлива. Вы заслуживаете женщины, которая бы понимала и уважала вас, а непорядочность Сесилии по отношению к вам разрывала мне сердце.

Он ходил по комнате взад-вперед в крайнем возбуждении, но при этих словах вдруг остановился и холодно посмотрел на нее:

— Не вам судить Сесилию, а ваша манера ее критиковать доказывает, что вы ничего не поняли. Я не знаю женщины, которая в подобном случае действовала бы с большим мужеством и воображением. Ах, я зол на себя за то, что сомневался в ней, ведь я подозревал, что она уходит из моей жизни и, возможно, бегает на любовные свидания, а теперь узнаю от вас, что она боролась ради меня.

Он сказал, что проболтаться всегда считалось столь ужасным преступлением, что последние бандиты не позволяли себе его совершать; никто не стал бы гордиться тем, что проболтался, и поэтому совершенно естественно, что Сесилия захотела скрыть от него свою несдержанность, за которую ей было стыдно, а последствия приводили ее в ужас; и поскольку он знал, что тревога и неспокойная совесть повсюду видят одни опасности, он счел совершенно естественным и то, что она ошиблась насчет намерений Поля Ландриё, и заявил, что на ее месте он поступил бы так же. Что касается истории с мнимым врачом, то она его позабавила.

— Только у нее могла родиться подобная мысль! — воскликнул Гюстав. — Но столько треволнений! И все это ради меня, ведь только из-за меня она и трепыхалась. Скажи она мне правду — и я тут же отобрал бы у Поля Ландриё это пресловутое письмо (кстати, его поведение отвратительно, и я ему еще покажу), а если бы отобрал, то прочел бы. Так лишь для того, чтобы не поранить моего самолюбия, не разочаровать, не огорчить меня и все в таком роде, она компрометирует себя в его глазах! Она думала только обо мне!

— Бывают женщины, которым везет, — заметила Жильберта. — А вам все равно, что она смеется над вами?

— Они с братом не разделяют моих устремлений, находят их приземленными, но чего вы хотите, артисты есть артисты, они выдумывают, строят, разрушают, не осознавая в полной мере той реальности, которая их вдохновляет. Они не переменяют своих убеждений, но у них нет злого умысла, а я всегда знал, что Сесилии не по душе мещанские идеи или менталитет богатых людей. Из всего того, что вы мне рассказали, я извлек один урок: не имея возможности признаться в этом, она дала мне самое большое доказательство своей любви, о котором я мог только мечтать. Не рассудок, а доброе сердце вынуждали ее лгать мне.

В противоположность тому, на что она надеялась, Жильберта лишь упрочила узы, привязывавшие Гюстава к жене. Она была этим расстроена, натянуто смеялась, но посмотрела ему прямо в глаза и протянула обе руки для поцелуя. Он пообещал ей устроить все таким образом, чтобы Сесилия на нее не обиделась, заверил в своей дружбе, еще раз извинился за то, что должен ее покинуть, и поспешил домой, где Сесилии уже не было.