Читать книгу "Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона - Валерия Карих"

– Спасибо тебе. Я рада слышать то, что ты говоришь мне, – и, помолчав, она заговорила о другом: – Я рада видеть тебя. Ты пойдешь со мной на обряд? – тихо спросила она старика.

– Зачем мне идти туда? Мои ноги слишком слабы, чтобы подниматься так высоко. И мне необязательно идти наружу, чтобы понять, что скрыто внутри.

– Агирт – сильный воин. Он мог бы отнести тебя на руках, – не могла не предложить Македа, хотя заранее предвидела, что ответит Провидец.

– Нет. Это тяжело даже для такого воина, как Агирт. Иди. Я послушаю, что расскажет мне Горбатая гора здесь. Приходи после обряда. Я расскажу тебе кое-что очень важное для тебя!

– Хорошо, – сказала Македа и выскользнула за дверь, где ее дожидался воин. Дойдя до жрицы, которая сидела ближе всех к выходу из пещеры, Македа перевернула перед ней песочные часы и сказала:

– Переверни десять раз и ударь в колокол.

Однако она могла бы этого и не говорить, потому что жрица и так знала, что ей делать. Ведь обряд совершался ими два раза в год, в начале и конце летнего периода.

Глава 12. Мистический танец Семь покровов – гармония стихий и начало жизни

Выйдя наружу из пещеры и немного передохнув, царица и воин стали подниматься по тропе – туда, где уже дожидались их остальные жрицы и воины.

Спустя какое-то время после того как они скрылись из вида в зарослях широко раскинувшихся тамариндов и сикомор, к подножью горы приблизился еще один человек, закутанный в меховой плащ. Это был Кархедон. За собой он вел распряженную лошадь. Подняв голову, жрец пытался рассмотреть, что происходит на вершине горы. Но отсюда ему было плохо видно, поэтому он поспешил снова взобраться в седло и, отъехав примерно с полмили в сторону от горы, выбрал более удобное для обозрения место – возле цветущих кустов тамариска. Он расположился прямо на земле, расстелив под собой плащ из тигровой шкуры. Кархедон хотел было разжечь костер, чтобы вскипятить воду, но побоялся, что пламя и дым могут выдать его убежище. Жрец внимательно стал рассматривать вершину горы. Отсюда в свете огромной луны, повисшей прямо над горой, ему, как на ладони, были хорошо видны сложенные ритуальные костры и люди, передвигающиеся между ними. Испугавшись дикого зверя, чей рык раздался невдалеке, он все же развел огонь.

В густых зарослях кустарников он мог долго оставаться не замеченным для тех, кто наверху, и тайно наблюдать за происходящим на горе.

«Огонь покажет мне того воина, которого выберет царица! Клянусь Озирисом, что этого подлого пса ждет мучительная смерть от моего кинжала или яда! А может быть, я решу принести его в жертву богу Огня, как жалкого блеющего барана или жертвенного ягненка?» – как только жрец представил себе муки умирающего страшной смертью соперника, его свирепое и раскрашенное боевой окраской лицо моментально исказилось зловещей и торжествующей усмешкой.

Если бы эту уродливую и отталкивающую гримасу увидел сейчас кто-нибудь из мужественных воинов, находящихся рядом с царицей, то он, не задумываясь, выхватил бы кинжал и поразил его насмерть. Настолько красноречивой и угрожающей была эта маска, застывшая на лице главного жреца!

Главный жрец сгорал от ревности и лютой злобы к своим соперникам – Агирту и Дорилу, выбранным, как успел он увидеть, царицей. Под страхом смерти главному жрецу, как и остальным жителям царства, строжайше запрещалось приближаться к Горбатой горе во время обряда. Поэтому ему ничего не оставалось, как стоять сейчас внизу и с завистью наблюдать, как будет танцевать на горе прекрасная, но такая недостижимая для него Савская царица.

А в это время, оказавшись на вершине горы, Македа огляделась вокруг. Она стояла на широком и ровном четырехугольном плато, кое-где поросшем густой и низкой травой.

На горе все уже было готово для совершения обряда поклонения великому Гору и для исполнения ритуального танца: в углах плато были сложены высокие костры. Ближе к центру, вдоль широкого круга, в котором и должен был исполняться ритуальный танец, на четырех каменных постаментах, расположенных по четырем сторонам света, лежали раскрытыми четыре книги: Круг царей (книга, содержащая в себе молитвы), Книга спасения, Книга заклинаний и Книга гаданий. Слова из этих книг необходимо было произнести в начале священного ритуала.

Возле каждого костра стояла жрица в ярком одеянии, состоящем из семи прозрачных полотен: по традиции, во славу четырех жизненных стихий – Огня, Воды, Земли и Воздуха – их следовало скинуть во время танца.

Возле каждой девушки стоял воин: лишь набедренная повязка покоилась на мужественном теле послушного стражника. И только барабан служил ему сейчас верным орудием.

Македа осталась довольна произведенными приготовлениями. Она кивнула Дорилу и подошла к краю плато. Вид с вершины на открывшиеся ее взору окрестности был захватывающим, великолепным. Чувствуя волнение от уже увиденного и от предвкушения предстоящего ритуала, Македа замерла от восторга. Полная белая луна царствовала на бархатном ночном небе в окружении своих верных стражей – сверкающих звезд. Безмолвно и величественно глядела на Македу небесная повелительница. Свет ночной царицы заливал окружающее пространство – небо и землю – бледным и ровным сиянием. Крохотной песчинкой в бескрайних просторах мироздания чувствовала себя сейчас Македа. Однако звезды казались расположенными так низко, что казалось, протяни руку, и до них можно дотронуться.

Неожиданно где-то далеко внизу у подножья горы, в зарослях тамариндов, закричали потревоженные кем-то проснувшиеся обезьяны. И лес ожил: гиены и шакалы, в мрачном изобилии обитающие здесь, возвестили о себе грубым рыком и резким, неприятным для человеческого слуха визгом и стоном.

Царица вздрогнула. Крик гиены напомнил ей о колдовстве, которое мог использовать Кархедон, чтобы навредить ей. Может быть, это он послал сюда свое ужасное войско? А может, гиена не угрожает царице, а, напротив, предупреждает ее о том, что главный жрец желает отомстить или свергнуть ее? Кархедон в последнее время ведет себя так, как будто смертельно возненавидел ее. Словно почувствовав взгляд Кархедона, она вздрогнула и стала рассматривать сгустившуюся внизу тьму.

Македа не понимала, как в одном человеке могли уживаться столь противоположные чувства – горячая любовь и лютая ненависть? А впрочем, рассуждала она, оба чувства жреца имеют одну, темную суть. Любовь его всегда казалась ей уродливой и отталкивающей, несущей насилие, зло и разрушение. Столь же горячей, лютой – и уродливой – должна быть и ненависть жреца. Он постоянно демонстрировал ей свое превосходство и желание любой ценой взять над ней – царицей! – верх! Но разве может она – Савская царица – подчиниться этому настырному и ужасному человеку, даже если он и главный жрец? Она подчиняется только решению Собрания старейшин. Однако, дважды выставив Кархедона на посмешище (сначала выгнав из спальни и потом открыто выказав ему недоверие на Собрании), царица опрометчиво нажила себе злейшего врага.

– Отчего ты вновь стала печальна, царица! Прошу тебя, отбрось свои сомнения и страхи! Давай начнем делать то, ради чего мы здесь, – осторожно прикоснулась к ее руке Эйлея. – Прошу тебя, вели начинать обряд.