Читать книгу "Блистательные неудачники - Леонард Коэн"

Ему уже не досаждали те проблемы, которые несла с собой зима. Конечно, так было не всегда. Много лет (?) тому назад, когда он безнадежно искал выход, пытаясь найти себе какое-то убежище от обрушившихся на него несчастий, он ненавидел мороз. Холод промораживал его жалкую хибару насквозь, как автобусную остановку, а его самого морозил с таким остервенением, в котором явно ощущалась личная мелочная неприязнь. Мороз нарочно выбрал его своей жертвой, как пулю, на которой написано имя паралитика с отнявшимися ногами. Долгие ночи напролет, когда мороз об него когти точил, он кричал от боли. Но этой зимой холод никак не выказал ему личной склочной стервозности – он обыденно занимался своими будничными делами и, проходя мимо, походя заморозил его чуть не до смерти. Череда ночных кошмаров ночи напролет выдавливала стоны и вопли из его слюнявого рта, и в помраченной ужасом сна реальности пробуждения он взывал к тому имени, которое было призвано его спасти. Чередой рассветов он поднимался по утрам со своей подстилки из перемазанных землей листьев и скомканных клочков бумаги, служивших ему матрасом, с его свалявшихся нечесаных лохм свисали сосульки соплей, перемешанных со слезами. Когда-то, давным-давно, каждый раз, когда воздух взрывался воплем его страданий, звери в страхе бежали от ветхой лачуги, но так было еще в те времена, когда в его крике звучала мольба о чем-то. Теперь, когда он кричал просто так, ради самого процесса, кроликов с ласками уже не пугали его вопли. Порой ему казалось, что зверьки относятся к этим звукам как к обычной собачьей брехне. И когда боль, как в тот весенний день, застилала ему глаза дымчатой пеленой и заставляла щуриться, он раскрывал рот, оттягивая кожу за свалявшиеся патлы бороды, и оглашал окрестный лес очередным воплем.

– Ааааааааааааааааххххххххххххххх! Ой, привет!

Вопль перешел в приветствие, когда старик заметил семилетнего мальчугана, торопливо семенившего к его лачуге и старавшегося не оступиться, чтобы не шлепнуться в лужу. Когда старик приветливо махнул ему рукой, парнишка совсем запыхался. Он был младшим сыном хозяина стоявшей неподалеку гостиницы.

– Привет, дядя! Привет!

Паренек вовсе не был племянником старика. Он так к нему обращался, забавно пытаясь поточнее передать смешанное чувство уважения к старческим сединам и насмешку над навязчивым желанием этого странного человека поиграть с его петушком, потому что знал, что почти выживший из ума старик был совсем бесстыжим.

– Здравствуй, мой дорогой!

– Здравствуй, дядя. Как у тебя сегодня с головой?

– Пойдем в дом! Я по тебе соскучился. Сегодня мы можем раздеться.

– Сегодня, дядя, я не могу.

– Ну, пожалуйста.

– Нет у меня сегодня на это времени. Лучше расскажи мне, дядя, какую-нибудь историю.

– Если у тебя нет времени пойти со мной в дом, значит, историю тебе тоже некогда слушать. Сегодня так тепло, что вполне можно было бы раздеться.

– Да ладно тебе, расскажи мне одну из тех историй, которые ты все обещаешь напечатать в своей будущей книжке, как будто меня волнует, напишешь ты эту книжку когда-нибудь или нет.

– Не надо жалеть меня, мальчик.

– Заткнись, козел вонючий!

– Ладно тебе, хватит артачиться, пойдем в дом. Я тебе там твою историю расскажу.

– Нет, лучше здесь рассказывай, если не возражаешь, если можешь свои пальцы чесоточные держать от меня подальше, если тебе все равно, а я здесь на корточках посижу.

– Лучше тут сядь на корточки! Я тебе и местечко расчищу.

– Не надо, а то там меня наизнанку вывернет. Ну, давай рассказывай.

– Осторожно! Ты даже не знаешь, как надо правильно садиться на корточки! Так ты все свое маленькое тело разрушишь. Мышцы бедер у тебя должны быть сильнее напряжены, чтобы ты попкой своей маленькой не касался пяток. Обязательно нужно, чтобы между попкой и пятками оставалось какое-то расстояние, иначе мышцы задницы у тебя станут слишком развитыми.

– А меня спрашивали, говоришь ты когда-нибудь нехорошие слова или нет, когда в лесу неподалеку проходят дети.

– Кто тебя об этом спрашивал?

– Никто. Ты не возражаешь, если я пописаю?

– Я всегда знал, что ты хороший мальчик. Смотри, ботинки себе не описай. Имя свое напиши.

– Давай, дядя, историю рассказывай. А потом, может, я тебе чего и скажу.

– Ну, ладно. Слушай внимательно. Это замечательная история:

Ирокезское окончание омо (по-французски – онон) значит просто люди.

– Спасибо, дядя. До свидания.

– Мне что, на колени перед тобой встать?

– Я тебе говорил, не надо нехорошими словами ругаться. Сегодня утром сам не знаю почему я рассказал про нас с тобой в полиции.

– Ты им подробно обо всем рассказывал?

– Они меня заставили.

– Ну, и что же ты им сказал?

– Ну, как ты своими холодными скрюченными пальцами теребишь мою маленькую сморщенную мошонку.

– А они что тебе сказали?

– Они сказали, что уже много лет тебя подозревают.

Старик стоял на шоссе и голосовал проезжавшим мимо автомобилям. Машина за машиной проносились мимо, не останавливаясь. Те водители, которые понимали, что он не чучело огородное, видели в нем омерзительного старика, о которого не хотели пачкать дверцу своего автомобиля. В лесу за его спиной наряд полицейских – набожных католиков – прочесывал кусты. Попав к ним в руки, он бы счастливо отделался, если бы его сначала избили до полусмерти, а потом так приласкали бы, как турки Лоуренса[106]. Над ним на электрических проводах как на насесте угнездились первые в этом году вороны, рассевшиеся между столбами, как костяшки счет. Его драные ботинки парой корней высасывали воду из грязной слякоти. Эта весна, стершись в старческой памяти, наверное, останется там отзвуком боли, когда он совсем заплесневеет. Машин было немного, но некоторые проносились мимо старика так близко, что едва не задевали его крыльями, презрительно обдавая при этом вихрящимися воздушными волнами. Внезапно, как будто действие фильма вдруг вмерзло в экран и застыло в недвижимости, перед ним, материализовавшись из мельтешивших неясных очертаний, затормозил «олдсмобиль». За рулем сидела удивительной красоты девушка, эдакая бедовая блондиночка-домохозяйка. Ее миниатюрные изящные руки, обтянутые элегантными белыми перчатками, плавно охватывавшими запястья, как пара восхитительных скучающих акробатов, расслабленно лежали на руле. Она вела машину без всяких видимых усилий, как движется стрелка на планшетке для спиритических сеансов. Волосы ее были распущены, всем своим видом девушка давала понять, что ей не привыкать водить спортивные машины.