Читать книгу "Тройка - Степан Чепмэн"

Я пошла прочь. Прогулялась по улице. Посмотрела на свое отражение в стекле обувного магазина. Я была красивой мексиканкой в простом черном платье и с ниткой жемчуга на шее. Ржавое небо придавало моим черным волосам медный оттенок.

Почему же у меня иммунитет, интересно знать? Мое тело реально или нет? А вдруг я какая-то ходячая кукла из пластмассы? И мои глаза — просто крашеные стекляшки. Я надавила ногтями на щеку. Интересно, пойдет ли кровь?

Какой-то человек остановился и вытаращился на меня. Человек с гуманоидной головой. Наверное, я веду себя как сумасшедшая. Я поспешила отойти. Все, мимо кого я проходила, были наполовину разрушены. Я попыталась сохранить разум.

Mirame! Como llegue aqui?[10]

Потом я стояла на крыше здания, высоко над улицами. Мне были видны крыши окружающих домов. С измученного неба донеслось предупреждающее ворчание грома. Грозовые тучи строили свои ряды надо мной. Все в воздухе замерло.

Сухой дождь обрушился на город. С неба шел дождь. Дождь из мусора. Спичечные коробки, жевательные резинки, сигареты, газеты, листья салата… Опрокинулась мусорная корзина неба.

Я прошла до конца крыши и посмотрела вниз на другую сторону улицы. Автомобили включили фары. Полицейский вытащил пластиковый мешок из кармана синего мундира. Полицейский с телом краба, точно такой же, как на Юкатане. Гринго, наверное, импортируют наших полицейских. Мусор все сыпался и сыпался.

У моих ног образовалась целая куча шелестящего мусора. Шквал ветра бросился на него, подхватил, понес с крыши вниз.

Внизу мертвые люди шли по своим делам, под дождем из мусора, расплавляясь на ходу в своем городе мертвых.

Я начала петь. Это не была песня, в ней не было слов. Я просто пела сердцем. Не для мертвых внизу и не для себя самой. Я пела песню о разлуке, о печали, о гневе. Мне будет не хватать моей печали. И мой гнев поддерживал меня на протяжении столетий. Но сейчас, когда я хотела улететь из этого города, я не могла вынести тяжесть печали и гнева на своих плечах. Мне надо протиснуться сквозь игольное ушко. Я не могу ничего взять с собой. Даже свое сумасшествие. Его тоже придется оставить.

Я не могу думать о вас двоих. Мне надо думать об игольном ушке, понимаете? И я пела, чтобы отвлечь свое сердце. Мое бедное сердце желало остаться позади, с Наоми, с моим сумасшествием. Но я не выживу без сердца.

Пивные банки и бутылки начали обрушиваться на крышу. Бутылки разбивались о толевое покрытие и оборачивались надкрыльями. Город затопил мусор. Завтра он будет погребен без следа.

Самка попугая появилась из-за туч. Ее перья были зеленого, красного и желтого цвета. Она сделала круг и внезапно стремительно спикировала на меня. Я подняла руку, чтобы защитить лицо. Попугаиха приземлилась на мое запястье. У нее были черные блестящие глаза. Край ее клюва был сильно стерт.

Она наклонила голову и внимательно посмотрела на меня.

— Повтори свою мольбу, — сказала попугаиха. В этих интонациях мне почудилось что-то очень хорошо знакомое. — Повтори свою мольбу.

— Мою мольбу?

— Да, мольбу, — сказала старая попугаиха. — Не уставай молить судьбу и повторяй свою мольбу, ведь ты желаешь драться, не думая сдаваться.

— Не могли бы вы меня отсюда забрать? — спросила я. — В какое-нибудь другое место?

— Повтори мольбу на закате дня! Повтори мольбу на закате дня!

Тут попугаиха расправила крылья, слетела с моей руки, и через мгновение передо мной на крыше стояла женщина. Это была индианка в сари из белого шелка. На груде мусора стояла босая индианка, на лбу ее виделся знак касты дравидов, в носу висело золотое колечко. У нее были такие же длинные черные волосы, как у меня. Она, улыбаясь, пожала мне руку. Когда она улыбнулась, ее зубы в темноте сверкнули голубым, глаза смотрели на меня с невыразимым состраданием и безграничной добротой.

— Ева, — обратилась она ко мне, голос у нее был как у попугая. — Ты готова идти?

— Вы пришли за мной?

— Да, меня зовут Уивер. Я могу вывести тебя отсюда.

— Я готова.

Крыша, небо, город замерцали вдруг, как изображение с помехами на телеэкране, как искры угасающего костра.

— Одолжи мне на время свое лицо, — сказала Уивер. — Я тебе верну его чуть позже. Поскорей! Доктор вот-вот все уничтожит.

Я прикоснулась к краю своего лица, и оно сползло с меня, оказавшись в моей руке. Я отдала его Уивер. Я заплатила кучу денег за это лицо. Теперь у меня остались только мои глаза и челюсти. Уивер сказала, что она вернет лицо. Но могу ли я доверять ей?

Да, я ей доверяю.

Уивер вновь обернулась попугаихой, улетевшей прямо в густую смесь клубящегося темного дыма. Как только она исчезла, ослепительный луч света прорезался сквозь тяжелое брюхо тучи. Свет обрушился на меня, как сверкающий водопад. Я прикрыла глаза руками, но сияние все равно просвечивало сквозь них.

Потом, подобно брызгам водопада, из этого луча выпорхнули серые мотыльки, которые закружились вокруг меня. Они покрыли меня всю шевелящимся покрывалом шелковых белых крылышек, их мохнатые лапки мягко касались моего тела, они окутали всю меня, не трогая только кости лица. И тогда я снова начала петь.

Они съели мое красное платье, и его лохмотья свалились вниз. Они съели мою плоть. Но что-то во мне продолжало петь.

Из луча света вынырнула попугаиха. Она села на мое костяное плечо в лучах струящегося света. И она сказала мне, что я должна сделать.

Мой скелет двинулся вверх по потоку света, как по звездной дорожке. Я взобралась на самый верх светящегося водопада, в центр бушевавшего вокруг циклона. Я продолжала петь. Уивер и я очутились совсем в ином месте.

Нам пришлось. Музыкальная шкатулка остановилась.

Постарайся выбраться, Алекс! Этот мир умирает.

Постарайся убежать, Наоми!

До свидания!

Глава 15

Неизлечимый элемент следует ликвидировать.

ДЖОЗЕФ ЛАЙСТЕР, английский ученый

Пока еще этот сон не начался… Пока этот сон еще не начался, Алекс… Пока он не начался, я не в нем. Я нигде. Я просто пара глаз, смотрящих на океан с небес. Поверхность Тихого океана едва видна сквозь воздушную завесу.

Воздух здесь коричневый с вкраплениями угольной пыли. Воздух нехотя клубится над поверхностными отложениями, которые неподвижной корой покрывают труп океана.

Эта застывшая кора представляет собой морщинистую равнину черного ила, кое-где прорезанную пятнами гнойно-желтого цвета. Извилистые трещины, пересекающие иловую пустыню, напоминают сухие речные русла. Из них извергаются хлопья грязной пены, которая образует коричневые кучи по их берегам.