Читать книгу "Год в Касабланке - Тахир Шах"

Три часа я ждал его, стоя рядом с продавцом улиток. Мы обменялись вежливыми фразами и поговорили об улитках. Вы и не представляете, сколько нового я узнал об этих маленьких существах в панцире. Продавец сказал, что его семья торгует в порту улитками уже сотню лет. Они занимались этим и до французской оккупации, когда Касабланка еще походила на деревню.

Затем он объяснил мне, что его предки были когда-то целителями. Они были берберами с гор и лечили больных только им известными средствами.

— Для приготовления этих средств использовались растения? — спросил я.

Продавец поморщился.

— Нет, мы всегда пользовались исключительно улитками. Они и есть лекарство, но больше денег можно заработать, если продавать их как пищу.

Я надеялся сменить тему разговора, но одноглазый торговец еще не все рассказал.

— Существует так много видов улиток, — поведал он мне с видимым удовольствием, — и у каждого вида свое применение. Морскими улитками можно лечить тиф, кашель легко снимается древесными улитками, а если женщина хочет заставить мужчину жениться на ней, ей нужно всего лишь поесть улиток, сваренных в воде с добавлением менструальной крови.

К счастью, в этот момент вернулся Камаль.

— Они затеяли с нами игры, — сказал он.

— Мы сможем получить мебель?

Камаль посмотрел мне прямо в глаза.

— Да, но таможня хочет, чтобы вы заплатили пятьдесят тысяч долларов.

На следующее утро неожиданно позвонил Пит. Я сидел на лужайке и грелся на солнце, читая книгу по истории берберов. Хамза отнес мое плетеное кресло на самое солнечное место и настойчиво передвигал его каждые несколько минут, следуя за перемещением солнца. Я был благодарен ему за внимание, но постепенно снова начал раздражаться, поскольку это мешало чтению. Два других сторожа притаились неподалеку. Им тоже хотелось хоть чем-то услужить мне.

Голос Пита показался мне очень слабым, как у больного.

— С тобой все в порядке?

— Алхамдулилла, — ответил он. — Хвала Аллаху!

— А я уж боялся, что ты болен.

— Я переболел тифом, — сказал Пит дрожащим голосом.

— А как семейная жизнь?

Пит закашлялся.

— Мы собираемся в США.

— Мне казалось, что ты больше туда не вернешься.

— На то есть причина.

— Да ну? И какая же?

— Я собираюсь организовать исламскую миссию в Остине, — пояснил Пит. — Это мое призвание. Я буду распространять Слово Истинное, спасать души заблудших христиан.

Я мог бы попытаться отговорить его, но опыт показывал мне, что ничто не может противостоять рвению новообращенного. Любая попытка смягчить его намерения только раздувает пламя. Я пожелал Питу удачи и выразил надежду, что наши пути скоро снова пересекутся. Он наверняка понимал, что это ложь, уж слишком фальшиво звучал мой голос.

Однажды утром вскоре после этого на улице бидонвиля ко мне подбежал какой-то высокий мужчина с подстриженной бородкой. Тяжело дыша, он протянул мне конверт, который держал в руке. Мне часто совали в руку записки с просьбами, когда я проходил по главной дороге трущоб. Я помогал, если была возможность. Но было очевидно, что этот мужчина с подстриженной черной бородой не живет в бидонвиле. На нем была очень хорошая джеллаба, вышитая золотом вокруг шеи. Свои записки жители трущоб обычно писали карандашом, и их было трудно разобрать. Свои послания эти люди никогда не клали в конверты, и уж определенно не в конверты из импортной бумаги.

Незнакомец исчез прежде, чем я успел вымолвить слово. Я вернулся с письмом в дом и в нетерпении открыл его. Внутри обнаружился лист белой тисненой бумаги, на которой синими чернилами было написано несколько строчек. Человек, писавший их, безусловно, был французом или француженкой. Никто, кроме французов, не способен так красиво писать латинскими буквами.

Дорогой мсье Шах, — так начиналось письмо. — Разрешите представиться. Я — графиня Мадлен де Лонвик. Я уже давно проживаю в Касабланке и была знакома с джентльменом, который, по моему разумению, приходился Вам дедом. Я почту за честь, если Вы согласитесь посетить мой дом, и приглашаю Вас на чай в субботу к четырем часам.

Когда я показал это письмо Рашане, она поднесла его к свету.

— Кем бы она ни была, у этой леди есть манеры. Водяной знак на бумаге — это ее собственная монограмма, а, судя по перу, она пишет старинным «монбланом».

Рашана понюхала бумагу и ощутила слабый запах духов.

— Этой женщине нравится все красивое, — тихо сказала она. — Когда пойдешь к ней, захвати цветы. Но не срезанные. Возьми орхидеи.

Глава 16

Тот, кто предсказывает будущее, лжет, даже если он говорит правду.

Как бы я ни пытался, я не мог заставить себя не думать о Пите. Всем известно, как относятся американцы после событий 11 сентября к фанатичным почитателям ислама. Я представлял себе, как Пита и его жену-марокканку хватают прямо в аэропорту Форт-Уэрт в Далласе и тащат в полицию. В США особенно боятся неофитов-мусульман с англосаксонскими лицами, готовых прицепить взрывчатку к своему поясу.

— Фэбээровцы ведь тоже не дураки, — заметил Камаль, когда я рассказал ему о желании Пита нести ислам в сердце Америки. — Мигом упрячут парня в Гуантанамо.

Камаль сделал паузу, глубоко затянулся своим «мальборо» и продолжил:

— Поверьте, уж я знаю, о чем говорю.

В поисках мрамора подешевле мы ехали в корейском джипе на юг вдоль побережья. Окна автомобиля были открыты, и шины громко шуршали по асфальту. Именно в таких поездках Камаль приподнимал завесу над своим прошлым.

— Я как раз был в Нью-Йорке одиннадцатого сентября две тысячи первого года, — спокойно сказал он. — И видел всё: самолеты, влетающие в башни-близнецы, дым, мертвых повсюду. Было чертовски страшно. Я сразу понял, федералы начнут проверку всех арабов. Они будут их разыскивать и вытрясать из них пыль.

— Они тебя допрашивали?

— Еще как. По полной программе.

— Ты был готов к тому, что так произойдет?

— Тогда было странное время, — сказал он, уклоняясь от ответа на мой вопрос. — Арабы в США были потрясены не меньше всех остальных. Мы были против актов терроризма. Ислам вовсе не учит тому, что нужно направлять пассажирские самолеты в небоскребы. Неожиданно я почувствовал, что впредь не смогу доверять никому из арабов. Откуда мне знать, что они не состоят в «Аль-Каиде». И вот, представьте, вернулся я с работы, а моя жена, Джен, готовит ужин. Я сразу же понял: здесь что-то не так.

— Почему?

— Потому что до этого она сроду ничего не готовила, — пояснил Камаль. — Даже яичницу. На кухне у нее все получалось ужасно. Я спросил Джен, заходил ли кто-нибудь к нам. Она ответила, что никто не заходил. Но она упорно отводила глаза. — Камаль вытер пот со лба рукой. — Всегда можно угадать, когда человек лжет. Всегда. Лжец пахнет по-другому.