Читать книгу "Импровизация на тему любви - Фабио Воло"

— Конечно, помню. Твоя мать сказала, что ты должна терпеть, жертвовать собой ради дочери, а твой отец заявил, что Джулия обыкновенная потаскуха. Ты из-за этого на них сердишься?

— Я не сержусь, я взбешена, я зла как фурия. На них обоих. Моей матери шестьдесят лет, а у нее ничего нет. И она молчит, потому что смирилась. Но больше всего меня бесит то, что, вместо того чтобы рассказать мне обо всем, помочь мне не повторить ее судьбу, она говорит об отречении и смирении! Я просто не понимаю, как можно так жить? Я ее дочь, и она хочет, чтобы я прожила свою жизнь так же, как она, хочет сказать мне, что выбора нет… Я правда вне себя. А вдобавок еще отец, который прожил всю жизнь, тыча пальцем в других, строил из себя моралиста… и тут вдруг открывается, что он по вечерам не в карты с друзьями играет, а торчит у любовницы!

— А с ним ты говорила?

— Я приходила навестить его, спросила, как он себя чувствует. Потом сказала ему, что с его приятельницей все в порядке, что он может спать спокойно. И сразу же ушла Я не знаю, чем все закончится, я начинаю подыскивать съемную квартиру, небольшую, для себя и Маргериты. Дома с Карло я не могу больше находиться. Я дошла да края. Я думала, что родители будут на моей стороне, посочувствуют мне. Теперь, кажется, надежд на это не осталось. Ладно, оставим этот разговор… Меня больше интересует вы с Микелой. Вы на этих днях разговаривали или все закончилось так, как вы и пообещали друг другу. «Мы расстанемся, независимо от того, как сложатся наши отношения»?

— А какой смысл в разговорах? Она живет в Нью-Йорке, я здесь. Что мне делать, бросить все и переехать к ней? А потом? Одно дело несколько дней, другое дело — совместная жизнь. Если мы станем общаться, то и разлуку будет тяжелее переносить. Поэтому мы и избегаем разговоров. Хотя мне очень хочется поговорить с ней. Знаешь, была минута, когда мне захотелось, чтобы она родила мне ребенка.

— Ребенка? Ты, случайно, не рехнулся?

— Я тебя понимаю, но это так. Мы об этом даже говорили, и если бы мне не пришлось внезапно вернуться домой, то, возможно, я бы решился…

— Ты и ребенок? Да стоило тебе только намекнуть на семейную жизнь, как у тебя начиналось воспаление яичек Ты до того докатился, что с одной женщиной не мог провести два выходных дня подряд, и вдруг после двух педель тебе захотелось стать папочкой? Хотя, с другой стороны, я всегда подозревала, что ты способен завести ребенка, особо не раздумывая, а так, с бухты-барахты…

— С Микелой я чувствовал себя свободным человеком. С ней все по-другому. Господи, я заговорил как все: «У нас с ней все по-другому…» Но с Микелой так и было на самом деле, по крайне мере не так, как это было у меня прежде. Я с ней был таким, каким раньше никогда не был. Конечно, десять дней в Нью-Йорке не идут ни в какое сравнение с настоящими, серьезными испытаниями, я это и сам знаю, но мне в ней нравится то, как она думает, как рассуждает, как мечтает и, главное, — о чем она мечтает.

— Пожалуй, такое в жизни бывает.

— Как-то в шутку мы заговорили о детях, так она целый монолог произнесла, смысл которого я, возможно, до конца и не понял. Она довольно путано говорила о том, что для нее намного важнее, чтобы отец ее детей был настоящим мужчиной, чем просто любящим ее человеком Что для нее поводом родить ребенка будут не чувства, которые она испытывает ко мне, а то, что она думает обо мне. Сумасшедшая!

— Но она права. Посмотри на меня. Если бы Карло повел себя как мужчина, разве пришлось бы мне одной расхлебывать всю эту историю?

— Он по-прежнему делает вид, что ничего не случилось?

— Хуже! Делает вид, что ничего не происходит, и начинает всю вину валить на меня. Говорит, что если я уйду, то мне придётся нести ответственность за то, что пострадает Маргерита… Я боюсь, что он скажет ей, будто я во всем виновата, начнет настраивать дочь против меня…

— Ну и дерьмо… Докатился до шантажа…

— Да. И не понимает, что тем самым он сильнее убеждает меня в том, что дальше жить с ним просто невыносимо.

— Есть одна знаменитая фраза, звучит она так «Если действительно хочешь узнать, на ком ты женился, расстанься с ним…»

После бара Сильвия довезла меня до дома на своей машине.

Шли дни, и я медленно отходил от игры с Микелой. Вернее, еле-еле выползал из нее. Как купюра в банкомате… После нескольких поездок на трамвае я решил пересесть на велосипед. Я не мог больше смотреть на свободное сиденье у окна, меня угнетала пустота. Это чувство было острее, чем в первые дни после ее отъезда. Я входил, в трамвай, мой взгляд натыкался на незнакомые лица, а потом упирался в пустоту. Наступало лето, велосипед оказался как нельзя кстати… Мы прожили вместе лишь крошечный кусочек нашей жизни. Но, просыпаясь утром, я представлял ее спящей в постели, окутанной покровом ночи: ведь мы жили в разных часовых поясах. Воображая Микелу в постели, я всегда видел светящееся тело. Микела была светлым пятном в моей жизни. Я нашел в ней так много от самого себя, что было бы непоправимой ошибкой, если бы я не решился на поездку в Нью-Йорк. Дни, проведенные с Микелой, на время развеяли мою мировую скорбь, но потом она охватила меня с новой силой.

Чтобы забыть Микелу, я начал встречаться с другими женщинами, следуя правилу «клин клином вышибают». Но со мной это правило не срабатывало. Чем чаще я встречался с другими женщинами, тем больше я думал о ней. После таких встреч я испытывал полное опустошение. С другими женщинами я не мог пойти туда, куда бы пошел с Микелой…

С Микелой все казалось простым, мне не надо было… Мне было не нужно… На этом можно поставить точку. Это трудно объяснить. Признаться, я решил было предложить такую же игру одной из своих знакомых, но этот шаг показался мне изменой. Хотя на самом деле Микела сама подсказала мне, как можно использовать игру в жизни. Я подумал о своих друзьях, которые месяцами, иногда даже годами встречаются с женщиной и только спят с ней. Что же в этом хорошего? Действительно, лучше заводить кратковременные связи, оговаривая заранее день расставания, но отношения при этом будут более насыщенными, с нервом. Но… после Микелы я не мог повторить такое с другими женщинами. Меня окружала пустота. Я не мог быть с ней, и у меня не получалось с другими… Однажды в детстве я поднялся на высокий трамплин в бассейне и, оказавшись наверху, испугался прыгнуть вниз, в воду. Но и спуститься по лестнице я не мог, потому что наверх поднимались другие мальчишки. И все ждали, когда я спрыгну. Дождались… Нечто такое происходило и сейчас.

Вероятно, мне надо было выждать какое-то время. Бывает, что ты в течение нескольких секунд глядишь на солнце и после этого кажется, что на всех предметах лежит черное пятно. Солнцем была Микела. Она была повсюду: в хлебных крошках, оставленных на столе после ужина, в короткой паузе после смеха, в медленном вращении колеса, когда я нес свой велосипед на плече, поднимаясь по лестнице. Микела была моими эротическими мечтами, и, просыпаясь по утрам рядом с другой женщиной, я испытывал чувство брезгливости. После бурного секса мне иногда приходилось в изнеможении валиться на подушку, и я не находил в себе сил, чтобы подняться, с постели и дать понять случайной подружке, что ей пора уходить. В такие ночи засыпаешь голым, а утром замечаешь, что член прилип к простыне. Омерзительно… Иногда я испытывал брезгливость, когда обнаруживал на подушке длинный женский волос или ощущал запах незнакомой женщины. Дерьмово, что я вынуждаю себя жить такой жизнью… Кстати, у меня всегда было странное отношение к женским волосам. Мне очень нравятся женские волосы, когда они пышной гривкой спадают на плечи, но стоит мне найти упавший волос, как меня чуть наизнанку не выворачивает.