Читать книгу "Пересуды - Хуго Клаус"

Поэтому я обрадовался, когда она пошла в туалет. То есть я думал, что она пошла в туалет, но она не вернулась.

Я ждал. Стемнело. Я съел два бутерброда с ветчиной и выпил шесть стаканов пива.

Начиная со следующего дня я питался консервами. Пытался починить телевизор. Покрыл пол на лестнице лаком, от его вони что-то случилось с моими голосовыми связками, но я заметил не сразу, потому что не с кем было разговаривать. Иногда подолгу рассматривал Флору, поляроидную девочку. Но, если глядел на фото скосив глаза, вместо ее лица видел лицо Юдит. Это получалось, но ненадолго. Делать это опасно. Мама говорила, если я буду скашивать глаза, чтобы ее рассмешить, то останусь косым на всю жизнь и не смогу больше нормально смотреть.

Мне хотелось понять, почему Юдит так взбесилась, когда услыхала пение магометан, что случилось с ней в Алжире, когда они с Неджмой жили там.

Иногда по вечерам, возвращаясь домой с тяжелыми сумками из супермаркета, я останавливался ненадолго перед домом, чтобы посмотреть через окно соседский телевизор. Раз, в субботу вечером, я увидел ряды солдат в камуфляже, медленно двигавшихся по дюнам, тыкая палками в песок. Еще показали черно-белую фотографию девочки со светлыми кудряшками, она весело улыбалась, прижимая к щеке хомячка. Я позвонил в полицию. Трубку взяла женщина, она сказала, что я должен сперва назвать свое имя. Я ответил, что у меня нет времени, и положил трубку.

Проглотил таблетку, снова позвонил. Назвал имя: Одилон де Месмакер и сказал, что человек, которого зовут Патрик Декерпел, знает больше, если не все, по поводу пропавшей девочки, которую показывали по телевизору. Его адрес можно найти в телефонном справочнике. Полицайка сказала, что лучше будет, если я зайду лично. Я ответил, что зайти не смогу по семейным обстоятельствам. Если долго разговаривать, полиция может проследить, кто звонит, и я поскорее повесил трубку, обливаясь потом.

Такое только в американских фильмах бывает.

Значит, полиция так не делает?

Я вспомнил рассказы Декерпела о его любовных похождениях, пьянках, деньрожденных праздниках, переходящих в оргии, в его оостендской квартире, где он иногда проводил выходные; Юдит мне говорила, что ее магометанин часто останавливается в Оостенде, и я по простоте душевной (чтобы не сказать — по глупости) подумал, что смогу одним ударом пришибить двух мух. И чтобы никто не засек меня по номеру машины, поехал в Оостенде на поезде.

Чтобы — что сделать?

Теперь уж и не знаю.

Ты сказал: мух пришибить.

Фигурально выражаясь.

А если бы ты встретил в Оостенде Юдит Латифа, что бы ты сделал?

Поцеловал бы. В щеку. В шею.

А потом?

Это зависит… как она… что она… или она…

А если бы ты встретил Патрика Декерпела? Ты не хочешь отвечать?

В запотевшем окне вагона вместо моего расплывчатого отражения иногда всплывало лицо Декерпела. Это меня пугало.

На набережной я занял столик на террасе кафе и заказал то, что пили сидевшие рядом люди в белых теннисных костюмах. Горький тоник в зеленом стакане с кружочком киви, веточкой тимьяна и ломтиком огурца. Тимьян они не ели. Я тоже. Они говорили о фотографиях, сафари и гольфе.

Я представил себе, что за одним из сверкающих окон огромного нового дома стоит Декерпел в халате и в сильный бинокль глядит вниз. Лучше всего ему виден я, даже прыщики на моей щеке. Он следит в свой бинокль за маленькими девочками, катающимися на роликах.

Новый костюм вдруг стал мне тесен, шершавый шотландский материал раздражал влажные бедра.

Я перебрался в другое кафе. Не такое шикарное. Съел порцию картошки фри с майонезом. Держа наготове платок, чтобы, если появится Юдит, вытереть масляные пальцы и рот.

Несколько раз проходили девушки, со спины казавшиеся похожими на Юдит. Но то были хамоватые фламандки, слишком много о себе понимавшие.

Какая-то женщина заговорила со мной, сказала, что она из Девентера[112], стала рассказывать о своей жизни. Она много чего пережила, хлебнула горя со своими невыносимыми детьми, но думает, что могло быть намного хуже. Она считает фламандский язык живым. И фламандцев тоже.

Я шел по Оостенде быстро, как будто торопился на поезд. Около Рэнбаан дети играли в мини-гольф на дорожках, посыпанных красным гравием. Я быстро ушел, потому что родители стали смотреть на меня с подозрением.

И не встретил ни Патрика Декерпела, ни Юдит Латифа?

Но я мог их встретить.

Такое совпадение едва ли возможно.

Ваннесте часто говорил: совпадение и неизбежность. Странно, иногда мне не хватало этих ученых мужей, которые ежедневно издевались надо мной.

Кроме того, я соскучился по Карлуше и около шести зашел в его любимое кафе «Сливки общества». Он совершенно обалдел. Роланд, хозяин кафе, тоже.

— Кого мы видим! — заорал Роналд. — Весь в новом. А ну-ка стань прямо. Теперь повернись. Ты только погляди, Карлуша.

Я продолжал медленно поворачиваться, держа руки по швам.

— Одежда делает человека, — отозвался Карлуша. — Налей-ка этому шикарному парню, Роланд.

Мы чокнулись. Santé. На сердце у меня потеплело.

— Ты бы видел, как они обосрались, минеер Феликс и те два труса, когда ты появился у нас, такой элегантный, со своей юной, смуглой блядью. Или нельзя так говорить о твоей подружке?

— Можно. Яснее не скажешь. Ее мать, Неджма, работала проституткой в баре «Tricky». Все клиенты ее обожали. Кроме тех, кому не нравятся черные, коричневые или желтые.

— На черных у меня не встает, — заметил Роланд. — Против их расы я ничего не имею, но — не встает ни при какой погоде.

— В каждом цвете есть своя прелесть, — возразил Карлуша. — Мне нравятся любые цвета. Вот. посмотри-ка на эту парочку.

Он достал из висевшей на плече сумки-сафари журнал, перелистал и показал нам двух китайских девушек, забавлявшихся друг с другом в постели.

— Это тебе не «Франс и Лизка», — сказал Роланд.

В сумке лежало еще шесть или семь глянцевых журналов.

— Они из нашего магазина, — заметил я.

— Я покупаю их согласно правилам. С уценкой в двадцать пять процентов.

— Не ври, Карлуша.

— Ты прав. Ты мне друг, и я не должен тебе врать.

— Ну, а ты заплатил бы? — Роланд спросил.

— Да. Я всегда платил, когда должен был.

— И честность твоя в конце концов была вознаграждена, — заметил Карлуша мягко.