Читать книгу "Улетающий Монахов - Андрей Битов"

Оказывается, он написал целую книгу о первой любви.

— Она и бывает только с первого взгляда, только не с первого раза получается… — так и сказал старый козел, кинув значительный взгляд сначала на черненькую, а потом на беленькую.

Внучка опаздывает…

Крашеная старушка села за рояль и запела свою песенку о первой любви. Я ее выключила и подкатила коляску к окну.

Там у меня свой телевизор, через улицу.

Сначала там был пустырь, а потом вырос желтый ведомственный дом, еще до Горбачева. Между домом и улицей стали гулять с собачками. Собачки были очень породистые.

К позапрошлому Дню Победы наконец разбили газон, и собачек разогнали.

А к прошлогоднему Дню Победы на газоне появился и цветничок.

И сразу появились цветочки.

Вот на них я и любуюсь.

Девочки не то чтобы ах, но через улицу и не разглядишь толком.

Девочек напротив то две, то три, то пять, то опять ни одной. Разноцветные: блондинка, брюнетка и под мальчика. У кого ноги получше, те в мини, у кого похуже, те в джинсах. Или вдруг все втроем сосут: одна леденец, другая эскимо, третья сигарету. Жаль, что боевого окраса не разглядишь. Просила же внучку принести мне из театра бинокль, но тут ее и из гардероба уволили…

И опять она запаздывает, а я уже есть хочу.

Девочки стоят так, стайкой, на самой обочине, будто собрались куда-то вместе, будто подружку поджидают, будто вот-вот начнут такси ловить… По субботам — как в турпоход — у них и сумочка набитая, и курточка на случай непогоды. Иногда машина сама плавно притормаживает. Блондинка с брюнеткой просунут в окошко голову и не договорятся — машина сердито стартует с места…

Но вдруг на одну меньше. Была, и нет. Как призрак.

Куда подевалась внучка?

С простодушными пешими девочки взаимодействуют легко: могут подробно указать ветерану дорогу, как образцовые постовые.

А тут и постовые… необразцовые. Притормозили на своем ППС типа БМВ: двоих забрали на заднее сиденье, а две оставшиеся еще долго с ними через переднее окошко переговаривались, но мирно, по-товарищески.

Что сразу бросается в глаза, так это товарищество.

О чем они могут так подолгу, так оживленно жестикулировать? И не скучают.

А тут еще новый поворот: будто родили на всех ребеночка. Передают кулек из рук в руки, улыбаются, даже через улицу видно, как лица освещены. Как у Мадонны.

Я сначала эту цыганку за их начальницу приняла, за разводящую, потом за няньку. Она отбирает ребеночка и уходит за цветничок, на газон, в тень трансформаторной будки. Там сидит, сторожит не то девушек, не то ребенка.

Я как-то отвлеклась, задумавшись о внучке: только бы не залетела, не привела кого… Тут-то и подъехал воронок, белый-белый, загородил девочек. А отъехал — ни одной не осталось. Как я главное прозевала?

Девочки исчезли. Вдруг появились работяги в желтых куртках и касках, как большие подсолнухи на зеленом газоне, и стали закапывать клумбу.

Хорошо, что я внучке квартирку-то завещала. Вот она мне и помогает. Что так долго не идет?

И фамилию писателя не узнала! Ткнула телевизор, а шоу уже кончилось.

А ведь «Рассказ» я тогда не выкинула!

Там он и лежал, между письмами второго мужа и письмами того, кто так на мне и не женился.

Желтенький уже, старенький, два машинописных лепестка… Помечено «Март 1955», и подпись неразборчива. Лишь в уголке от руки, наверное, поиски заглавия: «Построение реальности» — зачеркнуто — и «Взгляд». Вот такой он, а не в заморских ботинках! Конечно, это он, тот мальчик! Что он понимает в жизни!

А ведь правду написал: я была красивая.

Март 1957 — 26 мая 2005

Комментарий[3]

«Улетающий Монахов» — замысел, на этот раз доведенный до конца, правда, на это ушло тридцать лет (первое русское полное отдельное издание — в издательстве «Молодая гвардия», 1990 год). Вышел до этого на двенадцати европейских языках и, кажется, на японском. Каждая глава публиковалась порознь как самостоятельное произведение и так и воспринималась читателем.

«Дверь» — в альманахе «Молодой Ленинград» за 1962 год.

«Сад» — в сборнике «Дачная местность», М., 1967 (редактор С. В. Музыченко).

«Образ» — впервые на словацком языке (1969), затем на эстонском (1971), затем на армянском (1972), затем на русском в «Звезде» № 12 за 1973 год. На публикацию этого рассказа, с момента его окончания, ушло почти восемь лет, и по этому поводу у автора сохранилась достаточно полная переписка. Поэтому, как типовую, я освещу историю этой публикации наиболее подробно.

Рассказ был закончен зимой 1966 года, я включил его в состав сборника, запланированного на 1968 год, и стал предлагать журналам. С большими комплиментами мне было отказано в «Новом мире», «Москве», «Юности» и где-то еще. Кстати, в «Юности» я получил самую краткую в своей жизни письменную рецензию: под скрепку был подсунут листок отрывного календаря с надписью карандашом «оч. хор. р-з, но сов. не для «Ю»». На этом же листке мой коллега по высшим сценарным курсам Владимир Зуев приписал: «Лучше бы так: оч. плох, р-з, но сов. для "Ю"». Я уже смирялся с тем, что рассказ будет опубликован в книжке: отсутствие журнальной судьбы было нормой для ленинградца. В книжке все шло хорошо: письменные рецензии В. Пановой и В. Конецкого (которому давали, чтобы зарезал, в расчете на конфликт поколений, а он взял и не зарезал), редсовет в лице М. Слонимского, Б. Бурсова, Д. Гранина — все высказались ЗА. Даже в аннотации издательства было упомянуто название именно этого рассказа. Но и такая хитрость не помогла: в последней стадии рассказ был категорически снят. Мой редактор проявила самоотверженность до конца и пошла объясняться к директору. Директором стал бывший секретарь горкома, скатившийся со своей вершины на последнюю предпенсионную ступень; он не посчитался с тем, что редактор была дама, и сказал ей с партийной прямотой: «Ни в коем случае. Что это за рассказ, где все действие в том, что герои ищут, где им переспать». Моя дорогая редактор посмела возразить, что так можно пересказать и «Анну Каренину». Директор на нее накричал: «Не смейте сравнивать этого внутреннего эмигранта с Толстым!» На сравнение я не претендовал и в этой части его критики могу с ним согласиться, но это именно он первый присвоил мне столь опасное звание (чье мнение он повторял?).

Так закончился первый круг. Именно тогда я пожаловался раз Юрию Казакову на то, что не печатают, и он мне дал следующее мудрое наставление: «Напечатают. Никогда не переживай, но не скупись на машинистку. Я, например, перепечатываю сразу две закладки и посылаю в десять редакций и отовсюду получаю отказ. Через год рассылаю туда же снова, и одна — не отказывает». Я последовал его совету и начал второй круг. После пражской весны все еще было не время. Рецензенты не тратились на комплименты. В лучшем случае давали советы, например: «Не понравилось и не советовал бы печатать, чтобы не обидеть почитателей «Сада»». О, сколько же раз приходилось уродовать текст, чтобы кого-то не обидеть! Не обидеть пролетариев и колхозников, врачей и учителей, вахтеров и милиционеров, молодежь и нацменьшинства. Но — чтоб не обидеть собственных поклонников… Практический в принципе совет. Судя по следующим отзывам, не лишенный оснований.