Читать книгу "Лабиринты рая - Ник Саган"

— Что ты делаешь? — спросил его друг.

— Я потерял золотую монету, — ответил человек.

— Тогда я помогу тебе.

Друг слезает с верблюда, и они принимаются просеивать песок в надежде, что в нем вот-вот блеснет золото. Долго в полном молчании они прилежно работали. Наконец, почесав в затылке, друг спросил:

— А ты помнишь, где в последний раз видел монету?

— Конечно помню, у себя дома..

— У себя дома? Тогда почему бы не поискать ее там?

— Потому что в моем доме темно, — ответил человек. — Как я найду ее там?"

* * *

— Ладно, — сказал я, — и что, черт возьми, все это значит?

— Сам догадайся, — посоветовал он и ушел. Никогда раньше мы с Исааком не разговаривали так долго. Пожалуй, это был не только самый длинный, но, возможно, и самый вежливый наш разговор.

Я слышал, что друзья — это наше зеркало. Не знаю, хорошо это или плохо, но нас привлекают люди, чья личность напоминает нам нас самих. То же и с врагами. Странные у меня зеркала в таком случае. Чем больше я вглядываюсь в них, тем больше мне кажется, что я живу в комнате смеха.

Последней в моем списке была Шампань. Пустая, высокомерная Шампань. Она приняла мой вызов и, как только я появился, принялась кричать на меня. Мне только этого и не хватало.

Я ничего не мог понять.

— Ну давай же, жми, а я буду дышать!

Что такое она несет? Она вцепилась в меня обеими руками, трясла, куда-то тянула.

— Он задыхается!

Позади нее с кушетки свешивалось безвольное тело, Тай с трудом дышал, глаза у него остекленели. В крови у него уже было слишком много углекислого газа. Нехватка кислорода. Баланс нарушен, навряд ли он выживет. Кожа стала уже синеватого цвета из-за цианоза. Больше всего я боялся именно этого. Еще один из нас умирает, а я ничем не могу ему помочь.

Шампань зажала ему нос и прижалась губами ко рту. Она вдувала воздух ему в легкие, а я нажимал на грудную клетку. Пятнадцать нажатий после каждого вдоха.

Ничего не изменилось.

— Респиратор, — тяжело дыша, потребовала она.

— У нас нет респиратора, — напомнил я.

Что бы мы ни делали, мы уже не могли ему помочь. Вот черт, он был слишком далеко, тело Тая в пяти тысячах миль от нас. Все равно что пытаться реанимировать голограмму. Спасать его, находясь в Ванкувере или Атланте, тогда как он был в Берлине. Он умер.

Шампань все пыталась помочь ему, делая искусственное дыхание. Это любовь, подумал я.

Она не могла принять реальность, с которой я уже смирился.

* * *

Тайлер! Черт возьми, Тайлер! Они убили его. Убили моего самого близкого друга, и я мог бы… может быть, я мог его спасти… если бы только знал как… но я не знал. И теперь он — прах, призрак, затухающее воспоминание. Я в этом виноват. Он помог мне научиться противостоять Маэстро, противостоять любимчикам… это он помог мне стать тем, чем я стал… это несомненно. Я же отплатил ему тем, что не мог принять Шампань, смеялся над ней, зная, что ему это неприятно. Хорошо, очень хорошо. Из-за чего он умер? Ради какой цели? Зачем? Разве есть хоть что-нибудь на свете, ради чего можно перекрыть кислород, поступавший в легкие хорошего человека, настоящего мужчины?

Мужчины? Пожалуй, еще ребенка. Мы все еще дети.

Бедняга Тай.

Я отошел. Я отвернулся.

Боль и необъяснимый гнев охватили меня, но по-прежнему мне было страшно. Мне казалось теперь, что я заперт не в клетке, а в зоопарке без решеток. Я должен отомстить за Тайлера. Но с чего начать? И где я должен буду остановиться?

Я просидел неподвижно около часа, не меньше. Я едва осознавал, что Шампань все еще пытается оживить Тайлера. Наконец она опустилась на пол рядом с ним и замерла. Долгие, долгие минуты я сидел и ничего не мог поделать с яростью, охватившей меня. Какой-то слабый звук привлек мое внимание. Скрипнула, открываясь, крышка почтового ящика.

Вероятно, разносчик виртуальной почты совершает очередной круг. Интересно, как сами умники из Гедехтниса относились к своему творению — виртуальной «макулатурной» почте? Из отверстия показался бесцветный указательный палец, но не для того, чтобы бросить почту. Он манил меня подойти поближе.

Я подошел, чтобы лучше рассмотреть.

С другой стороны двери я увидел Серого мальчика, я уже видел его раньше — один раз во сне и один раз наяву, но лишь долю секунды. В тот день, когда Мерк вдребезги разнес ГВР. Тогда я решил, что мне привиделось. Но вот он, совсем рядом, смотрит на меня, стоя на коленях, через щелочку почтового ящика.

Серая тень в цветном мире. Глюк системы.

Он поднес палец к губам: подожди задавать вопросы. Ш-ш. Он поманил меня снова, за пределы дома, отойти подальше.

Ящик захлопнулся.

Я оглянулся, девушка Тая по-прежнему лежала свернувшись калачиком возле него. При всех ее недостатках, она так самоотверженно пыталась вернуть Тая к жизни, что я смотрел на нее теперь другими глазами. Даже если комната вдруг загорится, она не двинется с места.

Я не стал ее беспокоить. Открыл дверь и вышел. Я последовал за Серым вниз по ступенькам. Ночь опустилась неожиданно, полуденное солнце скатилось за горизонт без причин и без предупреждения. Он повел меня на задний двор к утиному пруду Тая, которым он так дорожил. Питомцы Шампань играли в догонялки, семейство диких уток плавало бесконечными кругами, останавливаясь время от времени, чтобы клюнуть планктон.

Глядя на свое отражение в пруду, Серый обдумывал что-то, потом посмотрел на меня.

— Удивительно, как иногда можно надеяться на что-то очень долго, но, когда это наконец происходит, вдруг понять, насколько это чудовищно, — заговорил он. — Нет, не просто удивительно. Ха-ха. Скорее удивительно и странно. Или удивительно и грустно. Как обычно, не могу подобрать слов.

— Я тебя уже видел, — сказал я. — Кто ты?

— Призрак в машине, — хихикнул он.

Я промолчал.

— Папа называл меня Маласи, — сказал он. — Маласи Бета-тест. Остальные девять — твои родные братья и сестры, а я — твой сводный брат.

— Действительно? — хмуро поинтересовался я.

— Старший сводный брат. Знаешь, я ведь видел, как вы росли. Украдкой, конечно.

— Ты виртуальный.

— Естественно. Виртуальный мальчик. Гедехтнис с моей помощью испытывал систему, пока вы плескались в пробирке. — Он потрогал воду рукой, пошли круги, которые обеспокоили уток. — Они изучали мои реакции. Вносили изменения. На мне испытывали персонажей ГВР. Двенадцать Нэнни, шестнадцать Маэстро, двадцать восемь мам, тридцать один отец. Это были чужие отцы, как ты понимаешь. Потому что мой настоящий папа — доктор Джеймс Хёгуси, те были лишь программами, которые должны были воспитывать вас. И конечно, ты знаешь, кто моя настоящая мама. — Он показал рукой на лежащее вокруг пространство ГВР. — Вы живете в ней уже восемнадцать лет.