Читать книгу "Хлеб наемника - Евгений Шалашов"

— Ай да фрау Ута! — развеселился я и поинтересовался: — Коты, наверное, вашего котика часто лупят?

— Как же! Пусть попробуют, — хмыкнула Эльза. — Он уже отлупил всех, кого мог. Недавно разодрал нос у любимой собачки третьего бургомистра. Вот шума-то было! Герр Кауфман хотел нас оштрафовать, но не нашел подходящей статьи.

— Ишь, разбойник! — восхитился я. — Пожалуй, надо быть готовым, что он придет выяснять отношения со мной.

— Придет! — радостно закивала Эльза. — Придет и скажет — что тут, мол, за чужак на моей территории?!

— Ага, с моими женщинами! — поддакнул я, чувствуя, что мне заранее нравится кот, которого называют таким смешным именем: — А почему — Китц? Назвали бы его как-нибудь…

— Имя не могли придумать, — хохотнула женщина. — Вначале так и звали — котенок, котеночек — китц. Потом Ута предлагала одно, Гертруда — другое, я — третье. Ну так мы и не договорились, а котенок остался Китцем.

Подумав, я решил, что Эльза — не совсем законченная стерва, и уже вновь потянулся к женщине, но снаружи донесся голос Гневко. Молодец, вовремя предупредил!

— Сестры вернулись, — сообщил я, и фрейлейн, сорвавшись с постели, забегала по комнате, собирая разбросанную одежду и проверяя, не забыла ли чего. Почти выскочила, но вспомнила о переднике и нижней юбке, валявшихся под кроватью, и вернулась.

Эльза успела убежать до того, как на пороге появилась Ута — грозная и разгневанная, как фурия. Не знаю, что вдруг ее смутило? Может быть, запах?

— Как это понимать? — гневно спросила моя хозяйка.

— Что именно? — фальшиво зевнул я, делая честные глаза.

— Почему я должна узнавать об этом на рынке, если в моей гостинице живет комендант города? Почему ты не сказал, что вы решили сдать город?

— Ч-что? — подскочил я на кровати. — Как сдать?

— Разве ты не знаешь? — настал черед удивляться ей. — С утра заседает Городской Совет. Решают, на каких условиях открыть ворота. Цены на рынке такие, что…

Что там дальше говорила Ута, я не слышал. Как новобранец, заслышавший команду, запрыгнул в штаны, схватил в охапку оружие и доспехи и выскочил на улицу.

— Эдди! — позвал я, уверенный, что парнишка ошивается где-то поблизости.

Адъютант выбежал из конюшни. На моей памяти это впервые, чтобы гнедой подпустил к себе постороннего. Ну и ну!

— Беги к Бруно и скажи, чтобы вел отряд к ратуше! — приказал я, облачаясь в панцирь и надевая шлем. Воевать с бургомистрами я не собирался, но все же…

— А караул? — поинтересовался мальчишка, приготовившись бежать.

— Пусть нищих поставит, — махнул я рукой, принимаясь седлать гнедого.

«Господин бургомистр решил меня кинуть, — думал я, пока мы скакали к магистрату. — Посмотрим…»

Около ратуши стояли два унылых стражника и переминался с ноги на ногу Густав.

— Кто разрешил?! — рявкнул я, спрыгивая с коня.

Латники слегка потупились, ковыряя древками алебард мостовую, будто пытались там что-нибудь раскопать, но брусчатка была сложена на совесть.

— Не слышу ответа, — понизил я голос и заговорил таким тоном, что самому стало противно.

— Господин Артакс, мне приказали… — начал Густав.

— Что приказали? — вызверился я. — Приказали бросить пост и идти сюда? Кто посмел отдать приказ через мою голову? И почему ты исполнил чужой приказ?!

— Господин первый бургомистр приказал встать на караул и никого не пускать! — с тупой решительностью сказал капитан стражи. — В том числе — вас, — добавил он, опуская глаза. — Простите, комендант, но мы подчиняемся ратуше…

— Пока я комендант, пока идет осада — вы подчиняетесь мне! — прорычал я. — Бегом на стены и молите Бога, чтобы там все было гладко. Бегом!

Можно было прочесть по лицам, что страх передо мной боролся со страхом перед первым бургомистром. Я их не осуждал. Просто каждый делал свое дело…

— Простите, господин комендант, — со вздохом обреченности сказал Густав, положив руку на эфес меча и кивая солдатам, — вы уедете, а у нас тут семьи, дети…

— Ну, как знаете, — хмыкнул я, делая шаг вперед. — Не обижайтесь!

Латники, пытавшиеся выставить алебарды, будто бабы скалки, рухнули, столкнувшись лбами, а Густав, получивший удар в живот, упал на мостовую и скрючился, как ребенок в утробе матери. (Ну на самом-то деле не так уж сильно я его и ударил, но нужно же парню соблюсти приличия?)

Пока я «беседовал» с городскими стражниками, подбежала моя молодежь, ведомая Бруно.

— Что случилось, господин комендант? — отсалютовал мне сержант.

— Еще не знаю, — честно ответил я. — Похоже, бургомистры собираются сдать город.

— Ничего… себе! — уставился на меня сержант, а латники «особого» отряда поддержали командира непечатными возгласами.

Еще бы! Эти парни сражались на стенах чаще других. И у них не было семей.

Конечно, не дело затевать войну между городскими стражниками и моей личной «гвардией», но выбора у меня не было.

— Сержант, слушай мою команду! — приказал я, напуская на себя торжественный вид. — Взять магистрат под охрану. Всех впускать — никого не выпускать. В случае моего сигнала бежать на помощь! Все ясно?

— Так точно! — бодро отрапортовал сержант, начиная расставлять стражников.

Перед дверями, где происходило заседание Совета, был еще один караульный. Пожилой стражник, попытавшийся меня остановить, влетел в зал заседаний и растянулся перед креслами бургомистров…

— Не помешаю? — вежливо поинтересовался я, заходя следом.

Зал почти не изменился с того дня, когда меня назначили комендантом. Ну разве что одно из окон было затянуто промасленным холстом, колебавшимся под легкими порывами ветра.

Ульбург, неофициальная столица стеклодувов Швабсонии, мог позволить вставлять в окна магистрата не днища от винных бутылок, а целые стекла. Такое стекло где-нибудь в Аррере или Ларге тянуло на целое состояние. Ну в тех местах догадались бы, что во время осады следует закрывать окна ставнями.

Членов Совета было меньше — кто-то погиб на стенах, кто-то был ранен. Ну про зятя бургомистра и старшину лудильщиков можно не вспоминать.

— Господин Артакс, — оторвался от созерцания собственных коленей старшина стеклодувов, — здесь могут присутствовать только члены Городского Совета…

— Догадываюсь, — бросил я. — Что еще?

— Вы должны уйти! — торжественно заявил стекольщик. — Наемникам не место на заседании Совета!

Я ласково улыбнулся старику и душевно, как родному, сказал:

— Милейший! Вы бы заткнулись.

Тщедушный старшина открыл было рот, чтобы заявить какой-нибудь протест, но при виде моего кулака сник.