Читать книгу "Синдром Клинтона. Моральный ущерб - Макс Нарышкин"

Она молчала. Ветер в Таррагоне доносил запахи не такие, как в Москве.

— С этого момента машина начала свой ход. — Берг докурил и теперь не знал, куда деть окурок. Правила поведения в Таррагоне были не те, что в Москве. У профессора не было лишних евро на штраф. — Олег Иосифович появляется в «Регионе» периодически, он проворачивает через счета «Региона» деньги, полученные для съемок фильмов. Он, быть может, слышал о тебе, но не знает тебя в лицо. Истасов тебя знает, но ты ни разу не допустила, чтобы он оказался в «Регионе» в тот момент, когда там находишься ты. Как только опасность этого стала реальной, ты исчезла… Ситуация очень благоприятна — все трое участвуют в криминале, и случись что, разборки начнутся между ними. Однако поскольку переводами денег занимаешься ты, то спрос Лукашова будет с тебя. Но прилагать особых усилий для твоих поисков не будет, разве что для демонстрации своих стараний Пятько. Лукашов знает, что загонять тебя в угол опасно. Как только ты там окажешься, ты тут же поведаешь миру редкие новости, в частности — его жене о пристрастиях ее мужа…

— Так ты знаешь, что он со мной сделал? — спросила Вика.

— Догадываюсь… Когда на счете «Региона» накапливается три миллиона евро, ты прячешь деньги на другой счет и исчезаешь. Склока меж тремя корпоративными монстрами начинается… Тебя никто не найдет. Никто. На сотню людей всего двое умных — разве не я тебе об этом говорил? И ты знаешь, что эти двое — твой отец и твой любимый… Но любимый ли? Он думал, что четыре дня в неделю Вика живет у отца, а я думал, что пять дней в неделю Вика живет у Куртеева. А ты треть недели проводила в объятиях Истасова, так любим ли тобою Куртеев?.. Ты ничего не знаешь об этом человеке, чтобы утверждать такое.

— Кажется, раньше ты был о нем иного мнения?

Берг помолчал и, глядя под ноги, развернул обертку жвачки. Ему вдруг показалось, что он наговорил уже столько премерзостей, что изо рта смердит.

— Я не хочу, чтобы ты досталась Куртееву. Он не заслужил такую, как ты. Сейчас я позвоню ему и отдам трубку тебе. Ты будешь благоразумна и сообщишь ему, что твоя любовь к нему остыла. Любовь, которой никогда не было…

— Ты с ума сошел?

Берг посмотрел на нее красными от волнения глазами.

— Или я расскажу ему обо всем том, что только что рассказал тебе.

— Он тебе не поверит!.. — закричала Вика, заставляя обернуться и чуть замедлить шаг двух смуглых девчонок.

— Тогда я попрошу его заглянуть в твои глаза. Человек, который шел по твоему следу столь же скоро, как и я, не ошибется.

Вика задыхалась. Мир рушился под ее ногами. Перед ней клубилась пыль от сложившегося, как карточный домик, так красиво и старательно построенного ею здания.

— Ты… ты не имеешь права меня судить.

— Судить тебя — да, не имею я такого права… — пробормотал Берг. — Отец — самый пристрастный судья для дочери… Та всегда для него права… Но я имею полное право спасти Тихона.

— Тихона… — повторила она, словно сомнамбула. — Тихона… Ты не можешь нас развести. Я все делала только для того, чтобы мы были вместе! Всегда!

— И ошиблась. Ты все уничтожила. Живи дальше, пользуйся тем, что заработала, но не приближайся к Куртееву. — Он вынул из кармана мобильный телефон и набрал номер.

Звонок звучал долго, очень долго. Так долго, что он порядком надоел. Собравшись с силами, консультант дотянулся до трубки и хрипло выдохнул в нее, словно прощаясь:

— Да…

— Тихон, это Берг.

Путаясь в простыне, он подскочил на кровати и едва не упал.

— Где вы?!

— Это неважно. Тихон… Куртеев, я решил, что не отдам за вас дочь.

— Что? — едва слышно выдавил конфликтолог и прокашлялся. — Я вас не расслышал!

— Я сказал, Куртеев, что не отдам за вас Вику. Вы вместе — сумасшедшая пара. Вы погубите друг друга.

Он почувствовал, как кровь прилила ему к голове. С треском выдернув из-под ног проклятую простыню, он отшвырнул ее в сторону и поднялся.

— Вы нашли ее?!

— Она рядом со мной.

— Она… она…

— С ней все в порядке. Даже немного загорела за двое суток.

— Хитрый негодяй!.. Она в Таррагоне, верно?! Она в Испании, черт бы вас побрал!.. Каждый день в шесть часов вечера она ждет меня у какой-то церкви! Это так, Берг? Это так?! Дай ей трубку!..

— Я сейчас передам ей телефон… Куртеев… Тихон… Мне жаль, что так п-получилось.

— Дай ей трубку, скотина!.. Алло! Алло… Вика?!

— Здравствуй, Тиша.

— Вика, что происходит, что происходит, милая, объясни мне!..

— Тиша… нам лучше расстаться.

— Расстаться? Расстаться? Ты сказала — расстаться? — Забываясь, Куртеев посмотрел на трубку и, тыча пальцем в нижнюю ее часть, говорил громко и отрывисто: — Я правильно все расслышал? Нам нужно расстаться? Значит, ты говоришь, что мы никогда больше не увидимся? Из этого я должен понять, что место у ручья уже забронировано на другое имя! И это… так?

— Это так…

Куртеев, бывший белее разорванной простыни, покачнулся.

— Я тебе не верю… Он заставил тебя?..

— Нет, Тихон, я сама так решила. Прощай, милый…

— Дай ему трубу! — проорал Куртеев, но было поздно. Связь прервалась.

Он звонил по определившемуся номеру еще сутки. А потом сидел и долго пил в баре. Показывая пальцем бармену, в какую из пяти пустых рюмок наливать, Куртеев смеялся и говорил ему:

— Я — консультант… Понимаешь, консультант по корпоративным отношениям. Проще говоря — конфликтолог. Я расскажу тебе анекдот, — и, несмотря на то что бармен удалился обслуживать другого, Тихон затягивался сигаретой и похохатывал. — Пришел мужик к пастуху и говорит: «Хочешь, я сейчас быстро подсчитаю твоих овец? Платить много не нужно. В качестве гонорара ты просто подаришь мне овцу, которую я выберу…» Вынул бук, ввел какую-то программу, посмотрел на стадо, вывел результат и говорит: «Пастух, у тебя в отаре тысяча семьсот тридцать две овцы». — «Ну что же, — отвечает пастух, — забирай овцу». И когда мужик выбрал, пастух ему говорит: «Ты консультант, верно?» — «Да, — отвечает тот, — а как ты догадался?» — «Ты пришел, хотя тебя никто не звал, навязал тему, которая меня не интересует, нашел решение, которое мне было известно и без твоего компьютера, и в дополнение ко всему ты выбрал мою собаку». Нет любви, понимаешь?.. Нет ее!.. Нет такой чувственной субстанции — любовь, понял?! Нет!.. Эти сережки на березах, опадающая листьями луна — это все слюна для струящихся непогодой душ, понял?! Нет любви.

— Нет, нет, — успокоил его бармен, подходя и наполняя его рюмку.

— Сука-любовь — та есть. А любви — нет.

Пресытившись за двое суток глазуньей с беконом, он вышел из бара на улице Стасовой, в километре от московской квартиры Вики, через двое суток. Он появился на ночной улице на удивление трезвый. И уже дома, скинув пиджак и подняв с пола простыню, набрал по памяти номер.