Читать книгу "Вознесение - Лиз Дженсен"

Модак — планетарист с тяжелыми веками. Серый кардинал «зеленых».

— А откуда она его знает?

Услышав шум мотора, Кристин Йонсдоттир поворачивается и с улыбкой показывает на телефон, давая понять, что присоединится к нам, как только договорит. Нед машет ей рукой.

— Его жена, Мира, — бывшая начальница Кристин. Старшая коллега, советчица. В общем, что-то вроде второй матери. Мира умерла, но Кристин время от времени общается с Модаком. — Свитер на ней длинный, не скрывающий очертания груди и бедер. — На сегодняшний день Модак — наша главная надежда. Если нам удастся привлечь его на свою сторону, то к нам прислушаются.

— А если нет?

Теперь ясно, почему физик перед ней не устоял.

— Хотелось бы мне сказать, что найдется, дескать, и другой способ. Но увы.

Его и винить нельзя, думаю я.

— Так что же будет, если Модак вам не поверит? — переспрашиваю я, просто чтобы отвлечь себя от печальных мыслей.

— Поверит, никуда не денется, — отвечает Нед и протягивает руку. — Вот здесь остановитесь. Ради этого Фрейзер и полетел в Париж. Взял с собой рисунки Бетани и все, что смог наскрести. Но Модак — упрямый тип. Требует дополнительных доказательств.

Паркуюсь и глушу мотор.

— А если мы представим доказательства, он готов выступить публично?

Чихнув напоследок, Нед распахивает дверцу:

— Кто его знает. Ему семьдесят восемь лет. Детей у него нет. И никаких теплых чувств к людскому роду он не испытывает. Вбил себе в голову, что человечеству якобы суждено самоуничтожиться. Что в истории Геи настает новый виток. Для Модака мы — такой же биологический вид, как любой другой. Как появились, так и исчезнем. Поэтому, даже если он нам и поверит, может просто умыть руки. Пожмет плечами, скажет, что мы сами во всем виноваты, и пожелает приятного полета в тартарары.

— И как мы изменим его мнение?

— Вы же у нас психолог, — говорит он, отстегивая ремень.

— Ах вот оно что. Так это еще одна причина, по которой меня пригласили?

Он отвечает обаятельной улыбкой мальчишки. Невзирая на расстроенные нервы и грызущего меня червя, сердиться на него невозможно.

Нед Раппапорт открывает мою дверцу:

— Сейчас достану вам кресло.

В доме витает уютный, старомодный запах мебельного воска. Низкие потолки, темнота после яркого света сначала кажется непроглядной, а потом начинает бледнеть и рассеиваться, превращаясь в тусклый желтоватый сумрак. Массивные балки. Сверху доносится быстрый топот кроссовок и внезапно смолкает, будто споткнувшись.

— А вот и Бетани, — говорит Нед. — Открыла для себя гигиену, чем немало нас порадовала. Через пару минут спустится. Прошу вас.

Следую за ним по коридору, где на стенах развешана довольно эклектичная, но внушительная коллекция произведений искусства: мрачные гравюры на дереве, прозрачные акварельные пейзажи, более основательные масляные полотна и иллюстрации, на которых детально изображены насекомые, рыбы и моллюски. Иногда даже не отдаешь себе отчета, как изголодались глаза. Или может, я просто сублимирую свои эмоции? Так или иначе, мне хочется устроить себе пиршество.

Нед Раппапорт толкает темную дверь, за которой открывается необъятных размеров, пропахшая временем гостиная, она же кабинет. Портьеры задернуты, но в полумраке все же можно разглядеть контуры древних диванов, кресел, журнального столика, компьютерного стола и многочисленных застекленных витрин, набитых образчиками высушенных рыб, окаменелостей, маринованных червяков и морских раковин — каждый со своей этикеткой, на которой указано родовое название и эпоха. В этой пещере Али-Бабы явно поработал некто весьма педантичный, прилежно классифицируя сокровища. Две стены занимают полки, уставленные сосудами, от которых исходит слабое фосфоресцирующее сияние. Подъехав поближе — будто мотылек на свет, — я вижу, что внутри плавают крошечные, похожие на креветок рачки с хрупкими щупальцами.

Что это?

Протянув огромную ладонь, Нед снимает один сосуд и вручает его мне. Банка оказывается тяжелой и прохладной на ощупь. Сжав ее обеими руками, присматриваюсь к одному из пленников. Откуда-то изнутри его тельца исходит слабый, бледнеющий ближе к хрупким конечностям свет. Вокруг кружатся всплывшие со дна блестки.

— Миодокоповые. Ракообразные подкласса ракушковых. Выделяют светящийся пигмент, чтобы привлечь партнера, и даже после смерти испускают световые волны. Собирательное название — Luzifer gigans. Японские солдаты использовали их во время Второй мировой: собирали, толкли, а потом мазали этой кашицей руки — и вот, готовый фонарик. — Возвращает банку на место. — Как донесла разведка, помощи от вас можно ждать только после порции кофе. Пойду запущу процесс.

Швырнув конфеты на пухлую зеленую софу с лопнувшим швом, он поворачивается к выходу.

— Нед. Подождите…

Поздно. Дверь уже захлопнулась.

Долгая дорога начинает сказываться. Пора бы принять горизонтальное положение. Лавируя между витринами, проезжаю в глубь комнаты. Недалеко от набитого шишками и сухими березовыми ветками камина стоит потертый полосатый шезлонг, на котором, похоже, можно неплохо устроиться. Рядом с ним пристроился столик орехового дерева, весь в круглых следах от чашек, напротив — зеленая софа и пара продавленных кожаных кресел наподобие тех, что еще встречаются в клубах для пожилых джентльменов. Перебираюсь из коляски на шезлонг и, скинув туфли, подтягиваю ноги. Ложусь. Сквозь прорези в жалюзи в комнату просачиваются тонкие полоски света, и видно танцующие в лучах пылинки. Глаза еще привыкают к темноте, поэтому ее появление я замечаю не сразу.

И ничего не слышу. Пока…

— У-у-у!

Подпрыгиваю, еле удержавшись от визга.

— Ага! Что, Немочь, не ждала?

Вся мокрая после душа, с темными разводами на футболке и редкой щетиной на голом скальпе, Бетани Кролл похожа на куклу, сотворенную безумным шаманом. По рукам змеятся следы шрамов — ядовито-багровые с потеками желтого. Ладони — словно кошмарно изуродованные медузы: сплошная масса ободранной, пузырящейся кожи. Разведя руки в стороны, Бетани трясет плечами, как певичка в водевиле.

— Рада тебя видеть, — говорю я.

— Ты смотри у меня. А то вдруг мы с тобой лесбиянками заделаемся.

Она стремительно, с пугающей быстротой, приближается, воздев руки, как будто держит огромные механические кусачки. Подтягиваюсь в вертикальное положение, жалея, что я не в коляске.

— Как ты тут? — спрашиваю я, а сама ломаю голову: как бы увеличить личное пространство? Через пару секунд проблема разрешается сама собой — Бетани замечает на софе гостинец, кидается к нему и, схватив пакет, надрывает его зубами. Черт, надо было его припрятать.

— А ты как думаешь? — Тут расстояние между нами снова сокращается: Бетани вспрыгивает на журнальный столик и встает лицом ко мне — зловредный босоногий эльф в зеленых леггинсах, промокших там, где она забыла вытереться, с пакетом сластей, испускающих тошнотворный химический запах. Запустив руку внутрь, она находит лакричную завитушку, неловко ее разворачивает и, сунув краешек в рот, мотает головой. — Тут не дом, а пятизвездочная гостиница. Хочешь конфетину?