Читать книгу "Исповедник - Дэниел Сильва"

Перевернул кофейный столик и открутил ножки – никаких полостей. Они вдвоем перевернули ковер и тщательно осмотрели его, надеясь обнаружить прорези для документов.

Ничего.

Габриель опустился на четвереньки и терпеливо проверил каждую половицу. Ничего.

Кьяра сняла крышки с вентиляторов. Черт!

В дальнем конце комнаты находилась крошечная кладовка, тоже заполненная книгами. Они вместе обыскали ее и ничего не обнаружили.

Закрывая дверь, Габриель услышал слабый незнакомый звук, не похожий ни на скрип петель, ни на шорох. Он взялся за ручку и несколько раз быстро открыл и закрыл дверь. Открыть, закрыть, открыть, закрыть, открыть…

Дверь была полая, и внутри ее что-то находилось.

Он повернулся к Кьяре:

– Передай мне отвертку.

Габриель опустился на колени и выкрутил шурупы, державшие ручку и защелку. Вытащил саму защелку. К ней была привязана нейлоновая нить, уходившая в дверную полость. Он осторожно потянул нить и вытащил пластиковый пакет с замком-молнией. Внутри лежали какие-то бумаги.

– Боже мой, – прошептала Кьяра. – Нашли! Поверить не могу!

Габриель достал из пакета тщательно сложенные листы, развернул их и поднес к фонарику. Потом выпрямился, выругался себе под нос и передал бумаги Кьяре.

Это была копия письма сестры Регины.

Габриель поднялся. Им понадобился целый час, чтобы найти то, что у них уже есть. Сколько же потребуется времени, чтобы отыскать то, что нужно? Он вздохнул и повернулся.

И только тогда заметил тень человека, стоящего в комнате посреди разбросанных вещей. Рука сама нырнула в карман, пальцы сжали рукоять «беретты». Он уже направил на незнакомца пистолет, когда цель попала под луч фонарика Кьяры. По счастью, Габриель не успел спустить курок – потому что в десяти футах от него стояла, прикрывая ладонью глаза, старая женщина в розовом халате.

В крошечной комнате фрау Ратцингер царила прямо-таки патологическая аккуратность. Стерильная, без единого пятнышка кухня. Расставленные строго по размеру тарелочки и блюдечки в стеклянном шкафчике. Все как в тюремной камере. Впрочем, подумал Габриель, во многих отношениях это и была тюрьма.

– Где вы были? – осторожно спросил он, выбирая тон, каким взрослые разговаривают с ребенком.

– Сначала в Дахау, потом в Равенсбрюке, а уж затем в Риге. – Она помолчала. – В Риге погибли мои родители. Их застрелили эсэсовцы. Застрелили и бросили в траншею вместе с двадцатью семью тысячами других. А выкопали траншею русские военнопленные.

Женщина закатала рукав и показала им номер – такой же, который так отчаянно старалась скрыть мать Габриеля. Даже в самую сильную жару она носила блузки с длинными рукавами, чтобы люди не видели страшной татуировки. Печать позора, говорила она. Эмблема еврейской слабости.

– Бенджамин опасался, что его убьют. Ему постоянно звонили и говорили всякие гадости. Иногда какие-то люди стояли ночью под его окнами. Его хотели запугать. Он сказал мне, что если с ним что-нибудь случится, то сюда придут люди из Израиля.

Она открыла ящичек посудного шкафчика и достала белое льняное полотенце. Кьяра помогла ей развернуть его. Внутри лежал большой конверт с заклеенным скотчем клапаном.

– Вы ведь это ищете, да? – Фрау Ратцингер протянула конверт Габриелю. – Когда я увидела вас в первый раз, то подумала, что, может быть, вы один из тех людей. Но тогда я вам не поверила. В этой квартире происходило много странного. Сюда приходили среди ночи. Отсюда выносили вещи Бенджамина. Я боялась. Сами понимаете, я до сих пор не верю немцам в форме.

Ее грустный взгляд остановился на лице Габриеля.

– Вы ведь не его брат, нет?

– Нет, фрау Ратцингер, я не его брат.

– Я так и думала. Поэтому и отдала вам очки. Знала, что если вы из тех людей, о которых говорил Бенджамин, то найдете ключ и в конце концов вернетесь сюда. Я должна была быть уверена, что вы – тот, кто надо. Вы ведь тот человек, герр Ландау?

– Я не герр Ландау, но я тот, кто вам нужен.

– Вы хорошо говорите по-немецки. Вы из Израиля, да?

– Я вырос в долине Джезриил, – ответил Габриель, без предупреждения переходя на иврит. – Бенджамин был для меня почти братом. Я тот, кому предназначался этот конверт.

– Тогда он принадлежит вам, – ответила она на том же языке. – Доведите до конца его работу. Но что бы вы ни сделали, не возвращайтесь больше сюда. Здесь небезопасно.

Старуха вложила конверт ему в руку и дотронулась до его лица.

– Идите.

Часть четвертая Синагога у реки

25 Ватикан

Бенедетто Фоа появился у четырехэтажного офисного здания, расположенного неподалеку от входа на площадь Святого Петра, в достаточно раннее по римским понятиям время: в половине одиннадцатого. В городе, где так много хорошо одетых мужчин, Фоа являл собой исключение из правил. Стрелки на брюках давно исчезли, мыски черных кожаных туфель сбились, а карманы спортивного пиджака оттопырились из-за того, что в них постоянно находились то блокноты, то портативный магнитофон, то какие-нибудь бумаги. Ватиканский корреспондент газеты «Република» Бенедетто Фоа не доверял людям, которые не могли уместить все свое в карманах.

Он протиснулся через толпу туристов, сгрудившихся у сувенирных магазинчиков на первом этаже, и попытался пройти в фойе. Дорогу ему преградил охранник в синей форме. Фоа тяжело вздохнул и, опустив руку в карман, долго искал удостоверение. Вообще-то в этом ритуале не было никакой необходимости, потому что Бенедетто Фоа, старейшину журналистского корпуса, сотрудники пресс-бюро знали не хуже, чем заправлявшего здесь громилу-австрийца. Требование предъявить значок было всего лишь еще одной формой мягкого наказания, как и исключение его из списка приглашенных в папский самолет во время намеченного на следующий месяц визита в Аргентину и Чили. Фоа дали испытательный срок. Его вздернули на дыбу и предложили покаяться. Еще один неверный шаг, и его отправят на костер.

Пресс-бюро Ватикана являло собой островок современности в море Ренессанса. Фоа прошел через автоматические стеклянные двери и пересек выложенный полированным черным мрамором коридор, в конце которого помещался его «кабинет». На удостоенных постоянной аккредитации Ватикан налагал тяжкий обет бедности. Офис Фоа мог похвастать крохотным столом, обитым дешевым пластиком, телефоном и факсом, который имел привычку ломаться в самый неподходящий момент. Его соседкой была рубенсовских форм блондинка по имени Джованна из журнала «Внутри Ватикана». Бенедетто она считала еретиком и неоднократно отклоняла его предложения пообедать вместе.

Репортер устало опустился на стул. На столе, рядом со стопкой вырезок из бюллетеня службы новостей Ватикана, лежала газета «Оссерваторе Романо» – ватиканская версия советской «Правды». С тяжелым сердцем, чувствуя себя кремленологом, пытающимся отыскать скрытый смысл в сообщении о болезни какого-нибудь члена Политбюро, Бенедетто взялся за чтение. Обычное словоблудие. Он отодвинул газету и задумался о том, куда пойти на ленч.