Читать книгу "Штопор - Иван Черных"

Захотелось быстрее увидеть Наталью и Аленку, погулять, побродить с ними по этим тихим и уютным улочкам, порасспрашивать, как они жили без него, порассказать им про горы, про долину, где летают только горные орлы да они, летчики военной авиации.

«Завтра же дам им телеграмму, чтобы выезжали», — решил он.

Он довольно быстро нашел нужный застраивающийся микрорайон, девятиэтажный дом, в котором предстояло жить. Но подъезды были закрыты, и он с большим трудом разыскал одного из строителей, ведающего лифтами; тот объяснил, что комиссия дом пока не приняла, на устранение недостатков уйдет месяца два, не менее, и категорически отказался показывать Николаю квартиру. Пришлось ни с чем удалиться.

«И все-таки Наталью придется вызвать — нельзя Аленку дергать из одной школы в другую. Поживут на частной или даже в гарнизонной холостяцкой гостинице — два месяца потерпят…»

Сташенков жил в другом конце города, и ехать к нему очень не хотелось: лезть в чужую семью — унизительное и неблагодарное занятие. Но ничего не поделаешь, такая уж участь командира — заниматься желательными и нежелательными делами.

Начинало темнеть, а Николаю хотелось попасть еще в театр, на худой конец, посмотреть какое-нибудь кино — забыл, когда последний раз отдыхал по-человечески; поймал такси и назвал адрес.

Он не знал, что скажет своему подчиненному, его жене, если застанет их дома, ни на что он не рассчитывал, какие аргументы будет использовать в защиту семьи, да и надо ли их использовать — все выяснится на месте, — но в том, что Сташенков нуждается в поддержке, он не сомневался. А вот примет ли эту поддержку, Николай уверен не был.

На его звонок дверь сразу же открылась, словно его ждали. Перед Николаем стояла высокая, стройная блондинка в легком мини-платьице, белолицая, большеглазая; губы и брови ярко подведены, от нее веяло дорогими духами.

Женщина несколько растерялась, видимо, ждала другого, и Николаю ничего не оставалось, как спросить, здесь ли живет Сташенков Михаил Иванович.

— Здесь, — неуверенно ответила женщина. — Но его сейчас дома нет, и не знаю, когда будет. — Она хотела еще что-то сказать, но раздумала.

— А вы его жена? — задал Николай второй вопрос.

— Да, — смутилась женщина. И спохватилась. — Да вы проходите, пожалуйста. А то стоим в дверях.

Николай вошел в небольшую прихожую. Женщина прошла вперед, включила в комнате свет.

— А вы, видимо, товарищ Михаила? — спросила приятным мягким голосом. — Проходите сюда, присаживайтесь, — указала на диван.

Комната небольшая, но уютная, обставленная скромно и со вкусом: шифоньер, сервант, круглый стол и диван; на полу недорогой ковер. Чисто и по-домашнему удобно, располагающе…

— Командир, — поправил ее Николай. И представился: — Майор Громадин Николай Петрович, командир эскадрильи.

— Михаил что-то говорил о вас. — Она протянула Николаю руку. — Лилита Айворовна. Зовите просто Лилита. — Она села на диван, приглашая и Николая. Он опустился рядом.

— А вы не подскажете, где мне найти Михаила Ивановича?

Лилита пожала плечами:

— Он иногда заходит — вещи его здесь, но дома не ночует. — И, помолчав, добавила: — Мы подали на развод.

— Так быстро? По-моему, вы недавно поженились?

— Девять месяцев назад. Да разве дело в сроке?..

— А в чем?

Лилита погрустнела, задумалась.

— Разочаровались в своем избраннике? — помог ей Николай.

Она отрицательно покачала головой:

— Наоборот. Михаил мне нравится еще больше: и умный, и сильный, и волевой, хотя… — Она снова задумалась. — В чем-то мы не понимаем друг друга, и, видимо, больше виновата я. Правда… вот скажите, как вы понимаете слово «жизнь», что под этим подразумеваете?

Николай не ожидал такого вопроса и никогда над этим не задумывался: жизнь есть жизнь, и над чем тут ломать голову?

— Жизнь — это прежде всего труд, работа, — ответил неуверенно. — Семья, друзья…

— Правильно, — согласилась Лилита и повторила: — Труд, то есть работа, семья, друзья. Когда я училась, это все у меня было, и вопроса не возникало, что такое жизнь. Но вот я вышла замуж. Приехала сюда. Мы неделю были вместе, и какая это была неделя — лучшие дни моей жизни! Потом Михаил улетел на другой аэродром. Я еще не работала, ни друзей, ни семьи. Зной, одиночество, тоска. Что было делать? Михаил прилетел на выходные и предложил уехать на самый знойный сезон к его матери. Наверное, лучшего выхода и не было. Я поехала. — Она снова помолчала, засомневавшись, видимо, правильно ли делает, рассказывая сокровенное незнакомому человеку. — Вы курите?

— Нет.

— А я с вашего позволения закурю.

Она встала, взяла с серванта сигареты и спички. Закурила и вернулась к нему. Он наблюдал, как она затягивается, как медленно выпускает дым, по-детски оттопыривая губы; она и в самом деле выглядела незрелой девчушкой, несмотря на высокий рост и сформировавшиеся груди: в больших серых глазах наивность и доверчивость, щеки пылают румянцем — она явно стесняется его, но старается выглядеть вполне взрослым, самостоятельным человеком. Затянулась несколько раз и продолжила:

— Вы жили когда-нибудь с близким, но глубоко несимпатичным вам человеком — и по взглядам, и по поступкам, и по мыслям?

— Нет.

— А мне довелось. Нет, я ничего не могу сказать плохого о матери Михаила, она вполне нормальная и, возможно, даже добрая женщина. Но при ней я чувствовала себя кроликом перед удавом, она давила меня своим присутствием, и я испытывала ужасное состояние, не знала, куда деваться. А потом познакомилась с одной девушкой, очень интересным и поначалу непонятным для меня человеком. У нее был круг своих друзей, ее единомышленников, тоже новых для меня людей, интригующих сперва своими взглядами, можно даже сказать, своей философией. У меня к ним было простое любопытство, хотелось понять, что хорошего они нашли в той жизни, которую считали единственно правильной в сложившейся обстановке.

— И что же это за жизнь? — поинтересовался Николай.

— Сейчас расскажу. Итак, меня заинтриговала их жизнь, вернее, их мировоззрение, философия жизни. А заключается она примерно вот в такой формулировке: современное общество несовершенно, люди подразделяются на пять категорий — челядь, угодники, выжиги, авгуры и калифы — от первоначальных букв слово «чувак». Их девиз: «Жизнь — не труд, жизнь — наслаждение. Бери от жизни все, что можно, бери хоть каплю — все равно. Ведь жизнь на жизнь не перемножить, а дважды жить не суждено».

«Она совсем еще ребенок, — снова подумал он, — и неудивительно, что столько мякины у нее в голове: все годы — в школе, в институте — она только и слушала о превосходстве нашего строя, о высокой морали, нравственности, и вдруг на нее обрушивается совсем иная информация, раскрывающая совсем другую сторону действительности, и разве она, с ее жизненным опытом, могла разобраться в такой сложной ситуации? А он напал на нее…»