Читать книгу "Огненный плен - Вячеслав Денисов"

Я сел на землю и покрутил головой.

— Тебе повезло. Рядом с насыпью была воронка. Попали бы они чуть левее, и немцам пришлось бы ремонтировать путь. — Чекист правильно понял мои действия. — Выворотило целый бруствер вокруг ямы, с ним ты и встретился.

Словно понимая что-то, он прижал палец к моему веку и поднял его, озабоченно заглянув под него.

— А не пошли бы вы в баню, Мазурин.

— Пошел бы, — сокрушенно заговорил он, усаживаясь рядом. — С удовольствием бы пошел. Но от бани лучше всего сейчас валить подальше.

— Сколько я без сознания?

— Час, может, меньше… Во всяком случае, я устал тащить ваше тело.

— Мог бы не тащить.

— Черта с два. Вам интересно, что случилось с поездом, или это уже так, проходной эпизод в вашей жизни?

Я ухмыльнулся. Да, я забыл про поезд.

— Мы спрыгнули, и по нас резанули несколькими очередями… Но мимо, слава богу. Потом с платформы лупили из пулеметов, пока это не перестало иметь смысл. Я схватил вас и поволок в лес…

Опять — лес…

— А через час вы очнулись. Один раз я упал. Простите, но, падая, я сел на вашу голову.

— Теперь понимаю, отчего она у меня болит, Мазурин. В мой мозг попала часть вашего. Какая захватывающая история о поезде. Вы ее закончили?

Он вытер нос. Потом лоб.

— Я так думаю: немцы успели перевести стрелку — и поезд пролетел мимо сортировочной. А жаль. Было бы хорошо, если бы он приехал на вокзал, где стоял состав с боеприпасами.

Я представил безумный поезд, несущийся сквозь линию фронта в тыл советским войскам. Подарок…

— Скорее всего гансы забрались-таки в кабину и остановили его. Хотя… — Подполковник почесал висок. — Останови поезд, котлы так бы рванули, что… Может, хватит об этом?

— Где мы находимся? — Я встал и сделал несколько пробных шагов. Если не считать легкого головокружения, что неудивительно после часа нахождения на чужой спине вверх тормашками, после прыжка с подножки я неплохо сохранился.

— Я ушел, опасаясь приближаться к городу, на юго-восток. Сейчас слева от нас тот город, что справа — понятия не имею. Но вы на ногах, и это радует.

— Вам не терпится сдать меня на Лубянку, чтобы спасти семью? — полюбопытствовал я.

— Ваш вопрос не требует ответа, Александр Евгеньевич. Вы знаете ответ.

Я выбрал из двух лежащих на траве совершенно одинаковых автоматов похожий на мой. Закинул его за спину.

— И все-таки, — не глядя на Мазурина, продолжил я экскурс в теорию нравственности, — ответьте. Вы собираетесь выйти вместе со мной из окружения и передать в руки коллегам, зная, что меня ждет?

— А как бы вы поступили на моем месте?

Я развернулся и направился в глубь проклятого леса.

— Вы не отвечаете?

Я улыбнулся. Жаль, что Мазурин этого не видит. А фыркать, рождая у него догадку, у меня не было сил.

— Возможно, я явился бы в НКВД и сказал: «Товарищ генерал, мною установлено имя человека, находившегося в кабинете Кирова первого декабря тридцать четвертого года вместе с Касардиным. Это Петров Петр Петрович, уроженец города Ленинграда»

Мазурин шел сзади, и я чувствовал, как он ухмыляется. Так, быть может, и он «видел» мою улыбку?

— А потом мои коллеги находят Петра Петровича, и он с удивлением констатирует, что впервые слышит и о Касардине, и о Кирове. И что ни разу в Смольном он не бывал. Зачем ему Смольный? Он простой человек, его дело — болты на Путиловском вытачивать…

— Ваши коллеги настолько глупы, чтобы допрашивать человека, который умер на ваших глазах?

Мазурин некоторое время шел молча. А потом догнал меня и крепко вцепился в плечо. Он хочет возразить?… Я развернулся, чтобы лица наши встретились. Скажу первым…

— Или вас душит долг? — выдохнул.

— Касардин, — чекист говорил свистящим шепотом, — есть человек, который развенчает эту версию.

— Кто же это?!

— Шумов!

Я едва не задохнулся от такого предположения.

— Но он же!..

— Покажите мне его труп, — приказал криком Мазурин. — Покажите, и, как только мы выберемся из окружения, мы расстанемся! Вы уйдете, а я, дав себе сутки для поиска имени погибшего в этих числах ленинградца и подготовив дезинформационный доклад, переступлю порог на Лубянке!.. — Прокашлявшись так, что на глазу выступила слеза, он прокричал: — Вы можете убедить меня в том, что Шумов мертв?!

Я молчал, оглушенный.

— Поэтому не начинайте больше этот разговор. — Подполковник повесил автомат на шею и, еще раз прокашлявшись, сплюнул. — У меня нет выбора.

— Что это? — Прислушавшись, я закрыл глаза. Услышанное мною было так неожиданно, что я забыл, о чем мы только что говорили.

— Не может быть… — прошептал Мазурин, глядя туда, куда я показывал пальцем.

Где-то недалеко, не более чем в ста метрах от нас, слышалась русская речь…

Пригнувшись, я побежал к зарослям шиповника. Через мгновение рядом со мной рухнул на землю чекист.

— Вы слышали? — спросил он меня, словно это не я обратил его внимание на звуки.

Поляна была передо мной как на ладони.

И на нее, оглядываясь и держась наготове, один за другим выходили из чащи бойцы…

Двенадцать красноармейцев, и среди них — трое командиров.

— Товарищи!.. — крикнул Мазурин.

У «товарищей» на всех было три винтовки Мосина и один «шмайссер». Если не считать «ТТ» в руке одного из командиров.

— Кто вы? — последовал крик.

— Подполковник Красной армии Мазурин и арестованный Касардин!

Один из командиров встал, тот самый, с «ТТ».

— Покажитесь! — приказал он.

Я поднялся, держа руки так, чтобы их было видно. На плече моем висел автомат. Поднялся и Мазурин.

— Подойти ближе! — Видимо, напряжение капитана (я сейчас вижу по петлицам, что это — капитан) было так велико, что я видел побелевшие пальцы, державшие пистолет.

Не опуская рук, я пошел ему навстречу. Выйдя из-за моей спины, рядом шагал чекист.

— Русские… — шептали его губы…

* * *

Из окружения нас вышло пятеро. Капитан, мы с Мазуриным и двое бойцов — один совсем молодой шкет и пожилой мужик из-под Астрахани. У нас на всех был капитанский «ТТ», и мы умирали от голода…

Нас чудом не расстреляли с передовой позиции. Поверили тогда лишь, когда капитан, оставив нам «ТТ», поднялся и, плача, пошел навстречу советским окопам…

Его приняли, и через минуту шестеро крепких бойцов из разведки заволокли нас, обессиленных, в траншею.