Читать книгу "Железный человек - Андреас Эшбах"

– Смотрите, не умрите от потери крови, полковник! – Язвительный смех. – Вы хоть знаете, как они вас называют за глаза? Образиной. Старым пыльным мешком. Папашей Рейли. Если мало, я могу добавить ещё. Они потешаются над вашей слабостью к классическому блюзу, ваши ребята.

– Я всё это давно знаю, – сказал Рейли таким голосом, будто у него разрывается сердце.

– И у этого врача были рентгеновские снимки Фицджеральда. Целая коллекция. У нас чуть уши не отпали, когда мы слушали их телефонный разговор. Уж не хотите ли вы утверждать, что и это было вам известно?

Я заледенел.

О'Ши. Этот человек говорил об О'Ши. Я закрыл глаза и вызвал в памяти всё, что произошло. О'Ши позвонил мне в среду вечером. На мой нормальный аппарат, потому что мобильный был занят. Но я, идиот, не врубился. Совершенно не подумав, я попросил его выдать, что он сделал мои рентгеновские снимки, и тем самым решил его участь.

Значит, вот как это было.

Я сам навёл на доктора О'Ши его убийцу.

Виновен, высокий суд. Я признаю себя виновным. Я не стрелял, это нет, но я всё равно виновен.

Подслушивающий на стене слышит о своём собственном позоре…

Словно внезапная боль, мне вдруг вспомнилось, как в детстве я подслушивал через стенку то, что происходило в спальне моих родителей. Интересно – я годами про это не думал, но что правда, то правда, я делал это. С прямо-таки панической одержимостью я ночи напролёт подслушивал ссоры моих родителей и в лихорадочной бессоннице соображал, нельзя ли добиться каким-нибудь обманом, чтобы мать и отец наконец помирились, и я вздрагивал при каждом упоминании моего имени в этих ссорах за обоями в цветочек. Нет, даже не имени: мать всегда называла меня «твой сын», как будто отец один был в ответе за моё существование и мои преступления, и она произносила это твёрдым, как стекло, непримиримым голосом, от которого кровь застывала у меня в жилах. Лучше всего, кстати, было подслушивать, приставив к стене деревянный кубик из детского строительного набора и крепко прижав к нему ухо; я сам это обнаружил, задолго до того, как узнал в школе о звуковых волнах и об их распространении.

При воспоминании об этих ночах, когда я, дрожа от холода и страха, замирал у стены в попытке узнать свою судьбу из обрывков разговора, долетавших до меня, мне кажется невероятным, что я до сих пор ещё живу.

Я с трудом вернулся из своих воспоминаний. Разговор уже ушёл от таких пустяков, как убийство какого-то ирландского врача.

– …тоже была возможность. Каждый из киборгов, в конце концов, носит в себе техническую инструкцию к своей системе. Стоит только кому-нибудь найти способ вывести на них прессу…

– …заговор? Это абсурд…

– …получить колоссальные суммы по приговору суда, даже на основании абсурдных обвинений. Психологический профиль Уайтвотера, например, подтверждает, что с ним это можно было обсуждать…

– …и что удалось этому адвокату разузнать насчёт Крови Дракона? А главное, как?

Опять и опять повторяется это странное кодовое понятие. Я снова подтянулся вверх, вцепившись в выступ подоконника. Заглянув в окно, я увидел, что гость Рейли уже встал и собирается уходить. Теперь мне было видно его лицо. Лет сорока пяти, тренированный и широкоплечий, с тёмными, коротко стриженными волосами и глазами, лишёнными малейшего выражения. В руке мобильный телефон, такой же марки, какую предпочитали мои преследователи.

Я знал его. Это был не кто иной, как мужчина, которого я преследовал в комнате Гарольда Ицуми. Его убийца.

О чём они продолжали говорить между собой, меня не интересовало. Я увидел достаточно. Я отпустил подоконник и беззвучно, как кошка, спрыгнул на парковочную площадку.

Мы снова сидим за большим белым столом для заседаний в большом белом конференц-зале, где обсуждались все важные моменты проекта, мы, пятеро самых сильных мужчин в мире, преторианцы будущей армии сверхлюдей, и мы боимся, что это ещё не конец, что с нами всё это будет продолжаться и что уклониться от этого уже невозможно.

Ужасно! Это хуже, чем война. Это худший день нашей жизни.

Именно в тот момент, когда самые рискованные операции вроде бы остались позади и, по крайней мере, те, кто их пережил, были уже вне опасности, наш товарищ Лео Зайнфельд был убит ошибочно сработавшей системой.

Напротив нас опять сидит генерал, на сей раз измождённый, с перекошенным лицом, кабинетный вояка из Пентагона, и врач, который смотрит на нас так, будто вообще не понимает, в чём дело.

– Я могу вас заверить, что эта ошибка системы абсолютно необъяснима, – то и дело повторяет он, будто всерьёз думает, что именно это сможет нас успокоить.

Хуан Гомес был нашим спикером. Габриель кивнул ему, передавая ему эту роль. Хуан происходил из семьи мексиканских иммигрантов и знал, каково это, когда тебя всюду принимают как второсортного. Он научился понимать, как важно корректное употребление языка, и он хорошо овладел этим. Один только запас его слов внушал нам уважение. Если постараться, он мог говорить, как театральный актёр – акцентированно, артикулированно и внушительно – и уж, во всяком случае, лучше, чем любой из нас. В нём погиб выдающийся телевизионный диктор.

К тому же эта роль отвечала его натуре: когда Хуан высказывал своё мнение, вначале он старался сделать это таким способом, который позволил бы его противнику сохранить лицо. Но когда было нужно, он уже не считался с этим и тогда становился действительно неприятным для своего противника. Хуан Гомес умел превращать свои слова в оружие.

И если он был убеждён в своей правоте, то не шёл на компромиссы.

Он приступил к изложению нашей точки зрения. Врач уже в который раз выставил против него заверения в своей невиновности. Вначале Хуан реагировал сдержанно, но врач сделал ошибку, возражая ему и защищаясь упрёками, сделанными свысока: неуместная попытка изобразить из себя полубога в белом. После этого Хуан Гомес оставил от него только мокрое место. Ни до, ни после мне не приходилось видеть, чтобы кого-нибудь отчитывали подобным образом, с аргументами, которые разят противника как быстрые, точные, прямо-таки хирургические удары меча, буквально разлагая его на части. Когда Хуан управился с ним, вся кровь, какая была в этом человеке, прилила у него к голове, и хватило бы ветерка из открытой двери, чтобы сдуть его со стула. Но дверь оставалась запертой. На наших глазах человек умер своей профессиональной смертью.

Установилась зловещая тишина. Генерал побледнел. Он явно боялся стать следующим на очереди, если не будет действовать без промедления. Он быстро схватил свой портфель, достал оттуда стопку документов и принялся объяснять, что желательны дополнительные средства, чтобы обследовать и устранить проблему и исключить повторение случившегося на все времена и при всех мыслимых условиях. Дополнительные средства в значительном объёме, – добавил он и подчеркнул: в весьма значительном объёме.

– Что это означает конкретно, – спросил Хуан.