Читать книгу "След «черной вдовы» - Фридрих Незнанский"

Собственно, пришел он сюда совсем не чай пить и не получать эстетическое удовольствие от неторопли­вой беседы на изысканно правильном русском языке с попутной демонстраций застекленных гравюр и фото­графий вековой давности. Владимир, в сущности, при­нес трагическую весть о пропаже Светланы, но сразу сказать не решился, а теперь уже язык как-то не пово­рачивался. И он счел пока за лучшее промолчать, не разбивать сердце воинственной старушки, а попытать­ся побольше выведать у нее самой о Светлане. О ее при­страстиях, подругах, друзьях, может быть, даже и лю­бовниках — у людей искусства ведь даже тайные связи чаще всего носят публичный характер.

Для тетки эта тема была не то чтобы интересной, но отчасти знакомой, и она легко назвала Поремскому несколько звучных фамилий, даже вспомнила адреса их, а потом вдруг с подозрительным интересом спросила: зачем это все ему? Ведь, насколько ее информировали из Москвы, со Светланой сейчас все в порядке? Или, может быть, у нее снова появились временные трудно­сти и она нуждается в поддержке видных работников искусства? Ни о каких спонсорах тетушка не знала, а если знала, то не желала распространяться на эту сколь­зкую тему.

Вот тут и пришлось сказать правду. А затем долго разыскивать в многочисленных сумочках с бесконеч­ными кармашками пластинку с капсулками нитрогли­церина, которая, естественно, лежала на самом видном месте — у зеркального трюмо.

— Но как же так?! — получила наконец тетушка возможность высказать свое крайнее возмущение нера­дивостью московских сыщиков, за которых так деятель­но ратовал сам генерал Гоголев.

И это пришлось долго объяснять. В общем, ради приобретения нескольких, вряд ли чем-то сумеющих помочь следствию, адресатов и время потеряно, да и с теткой теперь могли возникнуть новые проблемы. Это она сейчас храбрится, а когда останется одна?..

Поремский, видя, что ничем больше помочь не смо­жет, неловко раскланялся и покинул эту душную ком­нату, где его откровенно давило какое-то темное, по­чти мистическое ощущение назревающей беды, предот­вратить которую он был не в силах.

Об этом своем ощущении он и рассказал позже Вик­тору Петровичу. А тот лишь пожал плечами и заметил, что подобная мистика преследует многих, кого судьба забрасывает в старые петербургские дома, насквозь пропитанные довольно-таки мрачной исторической атмосферой «города трех революций». И тени всякие мерещатся, и призраки преследуют, и вообще.

Наивный вопрос, что значит «вообще», вызвал у него усмешку и фразу, произнесенную наставительным тоном:

— Гоголя читай. Либо Достоевского. У них про все уже давно сказано.

Что возражать, если у генерала такое мнение? Мо­жет, по-своему он и прав...

Но так или иначе, а встречи с названными мадам Власьевой лицами он устроил Поремскому в считанные минуты.

Гоголев и сам знал многих деятелей культуры, и те тоже, нередко заочно, были знакомы с главным сыщи­ком Северной столицы, отдавшим ей лучшие годы сво­ей жизни. Если, конечно, не иметь в виду теперешнюю его службу. У них угоняли автомобили, грабили их квар­тиры, вынося семейные реликвии, без коих дальнейшее существование просто не мыслилось, очищали карма­ны в общественном транспорте — да мало ли с какими жалобами на повсеместный бардак являлись в уголов­ный розыск пострадавшие! И Виктор Петрович был всегда «на посту». Наверное, поэтому руководители Мариинки отнеслись к вопросам молодого «важняка» из Москвы без «питерского снобизма», а постарались дать наиболее точный и в общественном, и в общежи­тейском плане портрет покинувшей их театр балерины.

И нарисовалась следующая картина.

У театра к талантливой балерине вопросов не было, как сначала и у нее к руководству, и когда она только появилась в труппе после окончания училища, и доволь­но долгое время потом. Но, к сожалению, «звездная болезнь» — штука в наш век страшно заразительная и опасная. Одно дело, когда у молодой артистки есть дей­ствительно все основания считать себя личностью вы­дающейся. Приходится и понимать, и прощать, и быть снисходительным, идя навстречу тем или иным поже­ланиям, но имея в виду, что театр — это большой и сложный творческий коллектив, а не отдельная, пусть даже и очень способная, солистка. И совсем трудно скла­дывается ситуация, когда, к примеру, узкий круг твоих друзей-приятелей, в том числе и спонсор, вкладываю­щий в создание твоего имиджа определенные средства, часто — немалые, и требующий от тебя соответствую­щей отдачи, платы по процентам, талдычит с утра до вечера, что ты — гений, а начальство завидует и меша­ет твоему продвижению к мировой славе. Тут и возни­кают конфликты, чаще всего личностного характера.

Что имеется в виду под словом «проценты»? Госпо­ди, да кто ж этого нынче не знает! Ну вот, все знают, что последние полтора-два года Светлана стала посто­янно появляться в компании одного так называемого мецената, за которым тянулся хвост весьма негативной «славы». Проще говоря, было известно, что он связан, если не напрямую, то уж косвенно — без сомнения, с теми «новыми героями нашего времени», о коих теле­видение теперь снимает бесконечные сериалы про вся­кого рода «бригады» и так далее. Естественно, кто пла­тит сегодня большие деньги, тот и заказывает музыку! Причем любую, по собственному вкусу. Бандитам по­стоянно нужны новые кадры (старые-то живут недолго), значит, необходим и соответствующий имидж, ради которого и тянулись бы к ним молодые люди, по раз­ным причинам лишенные жизненных перспектив. Ни­каких тайн тут не открывается, и все знают, на кого или на что, а точнее, ради чего они работают. Знал и «меце­нат», что выглядеть в компании примы-балерины с из­вестным именем в высшей степени престижно — это простейший для него вход и в так называемое светское общество, и в «большой бизнес». Плюс физическое удовлетворение, чего ж неясного?.. Публикации в «свет­ской хронике», постоянный пиар, вездесущие папарац­ци, будь они неладны, — короче, все способствовало возникновению у действительно талантливой артист­ки явно завышенных оценок собственной личности.

Хорошо известно, что финансовая сторона дела в театре имеет, к сожалению, в наш коммерческий век тоже едва ли не первостепенное значение. Приходит спонсор, предлагает деньги на новую постановку, но с непременным условием, что заглавную партию будет танцевать, скажем, та же Волкова. Никто и не возра­жал против ее кандидатуры, напротив, все только рады проявлениям новых аспектов ее таланта. Но — раз, дру­гой, третий; и вот уже диктат превращается в систему, условия ужесточаются: не нравится тот, не нужен этот, с этим танцевать не желаю и прочее, и прочее. Кто ж выдержит? Начались конфликты, спонсор по ходу дела не только отменял свои же решения, но пытался «ста­вить палки в колеса», доходя до прямого давления и даже угроз.

Все-таки, надо сказать, Светлана была неглупой женщиной, и тем не менее... Почему «была»? Так она ведь больше в Мариинском театре не работает, а как у нее сложится судьба в Москве, сказать трудно — при ее-то характере это вещь непредсказуемая. Словом, од­нажды что-то у нее со спонсором произошло, и она рас­сталась с ним, демонстративно заведя себе другого — много старше первого. И тоже, говорят, из тех же... После чего конфликты в труппе участились, как усили­лось и ее неадекватное отношение к собственной пер­соне. И тут взбунтовались ее коллеги, которым надое­ло делать вид, что ничего в труппе не происходит и им приятно пребывать на вторых ролях лишь по той при­чине, что кто-то помогает театру в финансовом плане. Все случилось вполне закономерно. С одной стороны, якобы оскорбленное самолюбие, а с другой — абсолют­ное неприятие коллективом прямо-таки патологичес­кого зазнайства балетной примы. Конфликт дошел до предела, и последовал окончательный разрыв. Стало известно, что спонсор Светланы начал переговоры о ее переходе в труппу Большого театра в Москве. Есте­ственно, Волковой были выданы самые лучшие твор­ческие характеристики. В этом вопросе руководство не собиралось лукавить — талант, он и есть талант. Хотя