Читать книгу "Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают - Владимир Величко"

— Именно! Покровители в высоких коридорах имеются.

— В том числе и в милицейских? — спросил я.

Эдик усмехнулся и спросил:

— Теперь понял, почему «белая метка»? И все, хватит болтать, пошли работать…

— Я не буду, коллеги, описывать все особенности работы экспертов в случаях массовой гибели людей. Кто участвовал, тот знает, а кто нет — и лучше бы и не знать! Вот и в том случае работы было немерено, поэтому осмотры, описание, фотографирование тел заняло весь день. К вечеру приехали двое экспертов из областного морга. Вся работа с трупами сильно осложнялась местным колоритом: противодействием цыганских женщин. Они никак не хотели, чтобы тела их погибших родственников увозили в морг и там вскрывались. Мужчины при этом держались позади и исподтишка направляли громогласные действия женской половины их сообщества. Сначала цыганки сопротивлялись пассивно, используя чисто женское оружие: крики, плач, а затем в их руках замелькали дубинки, камни, и неизвестно, как бы все обернулось, если бы не майор. Он вдруг вышел вперед и неожиданно выстрелил в воздух, после чего негромко, но очень жестко сказал:

— Если хоть один… переступит вот эту черту, — он показал дулом пистолета на край асфальтовой дорожки, — тот присоединится к ним, — и он мотнул в сторону морга, — понятно? — Лицо майора было страшным — белым, зубы хищно оскалены, а в глазах его была такая ненависть и решимость, что толпа качнулась назад… В этот момент подкатил автобус с десятком омоновцев. Эти бравые ребята с помощью резиновых демократизаторов быстро умерили пыл протестующих.

И только тогда началась наша, экспертная работа. По просьбе прокурора работали и вечером и ночью — последнего погибшего вскрыли, взяли анализы уже в третьем часу. Надо сказать, что и следователь и майор тоже никуда не отлучались. Последнее тело родственники забрали уже в три часа и только тогда нас всех развезли отдыхать — меня домой, коллег экспертов в гостиницу. А на следующее утро — не было еще и 8 часов — меня разбудил длинный, длинный звонок в дверь. На площадке стоял следователь, и не успел я толком открыть дверь, как он сунул мне под нос какую-то бумагу. Я со сна подумал, что это постановление о вскрытии:

— Что, еще кого-то убили?

— Нас! Нас убили. Сполосни морду и читай! — Я пригляделся и, увидев золотистые буквы на белом фоне, сразу проснулся!

— Короче, друзья, — сказал нам Сашка, — это был документ, в котором подробно расписывалось все по наркотикам: кто, кому продавал, кому и сколько платили денег, кто прикрывал и так далее. При этом назывались конкретные фамилии сотрудников милиции, судей и прочих участников, рангом пониже. В общем, информация там была убойная. Ну так вот, прочитав это, я недоуменно спросил у Эдуарда:

— А кто же они такие, если знают так много, и, главное, зачем это делают? А почему ты сказал, что нас убили? — тупо переспросил я его.

— Почему? — переспросил он, беря чашечку кофе. — Потому, что раньше они просто убивали, пусть даже явных подонков, и это по большому счету никого не волновало, в смысле власть! А сейчас этот «Белый Беспредел» — черт бы побрал этих правдолюбцев — покусился на систему! А систему таким способом не перебороть. Сейчас к нам прибудет столько охотников за головами, что мало никому не покажется. Начнут трясти и прессовать всех и вся! На всех углах-совещаниях-планерках будут кричать, что «органы» бездействуют. А потом этих… ББ вычислят! Рано или поздно вычислят, даже если они и уйдут в подполье, — грустно произнес он и пошел к выходу. — Власти боятся за свою шкуру, за свои головы, поэтому они начнут снимать головы у других, в надежде спасти свои, — грустно добавил он. Уже выйдя из квартиры, пробурчал:

— Еще не ложился, а… пошли они все на… спать, — эти его слова я расслышал, когда он уже спускался по лестнице.

* * *

— Вот уж во что не верю, так в то, что из этой затеи вышло нечто путное, — сказал Самуилыч. — Это какое-то ребячество, какой-то беспредел… пусть и белый.

— Трудно сказать, — ответил Мишка Биттер, — скорее все это выросло на чьем-то обостренном чувстве справедливости, — и, спохватившись, спросил: — А откуда твой следователь взял эту бумагу-то?

— Ой, — хлопнул себя по лбу рассказчик, — совсем зарапортовался! Эти… листовки были во множестве наклеены в самых людных местах городка — на автобусных остановках, дверях магазинов, ну и тому подобное. Народ пошел на работу, и тогда их и обнаружили. Менты тогда насобирали десятка три листовок, а сколько люди разобрали по домам? Так что утаить эту информацию от «народа» было уже нельзя. Да, что еще отмечу, на второй-третий день все оставшиеся цыгане побросали дома и из городка съехали. Не стало их. А к вечеру третьего дня из области приехала ревизионная комиссия с огромными полномочиями «…провести разбор действий органов правопорядка, допустивших создание в городе организованного преступного сообщества, представляющего угрозу существующему положению дел…». Таким мне запомнился отрывок приказа, который привезла с собой эта комиссия и который довелось прочитать уже потом, когда все закончилось.

Ну, так вот, когда проверка началась в верхах — милицейских, прокурорских, властно-городских, — все начальники забегали, а у меня наступило затишье. Ко мне никто не лез, не звал на допросы, в суды, на «трупы». Даже количество умерших снизилось за эти дни. Видимо, гражданам стало любопытно, чем все закончится, и они решили погодить умирать. Своих друзей я тоже за этот не полный месяц видел пару раз, не больше, да и то мельком. А потом случилась неприятность. Когда комиссия проработала пару недель, ко мне пришел гражданин с синяком под глазом и с направлением на освидетельствование — побили в милиции! А дальше все как обычно: паспорт, регистрация в журнале, опрос, кто причинил повреждения и:…майор… в кабинете… в глаз. Вот это да! С меня слетела маска некоей сонной обыденности, и голова лихорадочно заработала: да он же никогда…а сейчас… почему… комиссия… что будет, выгонят ведь, как пить дать выгонят, что делать?

— Так, гражданин, я вас не могу принять, не могу провести экспертизу потому, что повреждения вам причинил… мой друг детства, идите в прокуратуру.

— А-а-а, вы все заодно, шайка-лейка! Я на вас управу найду. — И, вскочив со стула, кинулся вон из отделения, чуть при этом не вывернув дверь в обратную сторону.

— Во, псих… Понимаю Мишку! Если он так себя и в милиции вел???.. Хотя это не в стиле моего друга. — И набрал номер.

— Господин прокурор, — сказал я в трубу, — согласно постановлению прокуратуры… направили… не могу провести… отказываюсь… так как, — и я изложил мотивы, по которым не считаю себя вправе проводить экспертизу. Прокурор кисло со мной согласился и положил трубочку. Вечером я поехал к майору. Он был спокоен, рассудителен и о содеянном не сожалел. Да, стукнул, да, вывел из себя… да, неправ.

— А что будет?

— Не знаю. Выгонят, наверное. А может, и нет. Меня после этого прессовали три человека два часа, не меньше. Как решат, так и ладно.

После этого разговора я успокоился, видя, что Мишка особо не переживает. Ну, случилось! Ну, жаль, конечно, что не сдержался, но он давно нарывался. На том и разошлись. Да, он еще меня предупредил, что наверняка и меня придут проверять и сказал, чтобы я держался спокойно, ровно и на всякий случай знал — что разговор со мной они будут «писать».