Читать книгу "Выстоять. Буря над Тереком - Борис Громов"

Внутри на мгновение становится тихо. Зато потом дверь будто с петель срывает. Нет, если еще и Четверть с кулаками и слезами полезет, моя нежная, несложившаяся психика этого точно не вынесет! Пронесло, Кузьма просто молча стискивает в своей лопатообразной клешне мою ладонь и радостно улыбается.

— Живой, чертяка! А то тут тебя уже кое-кто похоронил заочно!

— Не дождетесь, — отвечаю я, массируя пальцы правой руки и пытаясь отлепить их один от другого.

— Где ж тебя, негодяя, носило?

— Долгая история, Кузьма. Долгая, сложная и, похоже, теперь еще и секретная. Так что не обижайся — рассказать ничего не могу. Колонна-то, кстати, отбилась?

— Отбилась. С потерями, правда, но парни, что там были, говорят — в какой-то момент у «духов» напор вдруг ослаб. То молотили, как черти, по всему, что шевелится, — головы не поднять, а потом враз поутихло. Нет, стреляли еще, но уже и не так густо, и не так точно.

Понятно, похоже, после того как мамелюки с моей тушкой на плече покинули поле боя, боевой задор нохчей из Непримиримых Тейпов резко поугас. Ну, да, когда в разгар боя союзник вдруг сваливает, не объяснив причины, много всякого в голове зашебуршиться может.

— А чего хоть везли той колонной такого?

— Да бог его знает, — пожимает могучими плечами Четверть. — Парни не говорили, я не спрашивал. Сам служил, что такое военная тайна — в курсе. Слушай, а чего мы на пороге-то стоим? Далеко не май на дворе! Заходи давай, я чайку сгоношу…

— Нет, спасибо, чай у меня скоро из ушей польется. Весь день в Комендатуре чаевничал, пока перед отцами-командирами отчитывался.

— Ну, тогда, — Кузьма с хитрым выражением лица заговорщицки подмигивает мне и легонько щелкает указательным пальцем по горлу, — по маленькой? За возвращение?

— Ну, если только совсем по маленькой…

— Да не вопрос, я твое отношение к водке знаю. Просто пивом такие дела не обмывают… А мы сейчас и колбаски на закусь порежем…

По ходу этого недолгого монолога Четверть успел снять с барной полки бутылку хорошей водки, плеснуть граммов по сто в два высоких стакана и даже начал крупными кусками резать кольцо домашней, похожей на «Краковскую», колбасы. И в этот ответственнейший момент в бар заглядывает заспанная, одетая в одну ночную рубашку и закутанная в пуховый платок Зина.

— О, Миша! — глаза ее от неожиданности широко открываются. — Ну, слава богу!!! А я так пере…

В этот момент взгляд ее фокусируется на деловито стругающем колбасу супруге.

— Вот кто бы сомневался, а! Тебе только бы повод найти, а уж нажраться — это с превеликим удовольствием!

— Да ладно тебе, Зинуль, — примиряющее разводит руками Кузьма. — Мы буквально по пять капель. Чисто символически. За счастливое возвращение.

— Ладно, если за возвращение, то и мне капни немножко.

— Кстати, Кузьма, вы меня из номера-то не выселили еще? — интересуюсь я, закусывая водку кружочком колбасы.

— Ты чего, Миш? У нас так не принято, — хозяин «Псарни», похоже, даже слегка обиделся на такое предположение. — Если тела не видел никто, то и комнату за человеком держим, пока срок оплаты не истечет, и вещи его храним месяца три, не меньше. А то всякое бывает. Сейчас-то, конечно, реже, а вот в мои годы… Короче, ты далеко не первый, кто вот так возвращается. Да и Толик твой тут себя могучим копытом в волосатую грудь молотил, мол, плохо вы Мишу знаете. Мол, вернется, да еще и с прибытком.

— Кстати, как он тут?

— Толик? О, это та еще песня! — хихикнула вдруг Зина. — Прилетел, не стой посреди ночи, с первого числа на второе. Ему, оказывается, в Ростове о том, что с тобой случилось, сообщили только первого к обеду, наверное, праздник портить не хотели. Так он, считай, прямо из-за стола сюда и рванул.

За девять часов долетел. Говорит, гнал без передыху, в Моздоке только номера сдал — и сюда. Один через Мертвые Земли проскочил, под обстрел попал…

— Убью гаденыша, — хрустнул костяшками пальцев я.

— Да ты не переживай, цела твоя машина, вон, на заднем дворе стоит. Не задели ее даже толком. Так — несколько дырок в тенте, так Зинуля их заштопала уже, — нахмурившись вступился за Анатолия Четверть.

— Ребят, да при чем тут эта железяка?! Плевать я на нее хотел! Да если б с этим дурнем что случилось, как бы я его матери и сестренкам в глаза потом смотрел?

— А, ты вон о чем… — как-то сразу растерялся и сник Кузьма.

— Разумеется. А ты думал, мне эти «дрова» на колесах дороже человека?

— Да нет, это я так, — совсем уже потерял боевой задор хозяин «Псарни».

— Ну, так что, где это чудовище? У себя, дрыхнет?

— Может, и дрыхнет? Кто ж его знает. Далеко он, нам отсюда не видно.

— В каком смысле? — не понял я сперва Кузьму.

— Так в Мертвых Землях он, — начал объяснять тот. — Первый раз, сразу же, как приехал, отоспался только, сагитировал Шурупа и Коваля, а потом рванул назад, ту шайку, что его возле Чернокозово обстреляли, ловить. Я, говорит, им за командира такую «сладкую жизнь» устрою — белугой взвоют.

— И чего?

— Ну, не знаю, тех они там взяли или не тех, но через двое суток с пятью «бошками» и кое-какими трофеями вернулись. На второй заход с ним уже семеро наших пошли, из тех, кто сейчас без контракта сидит… Вот уже четвертые сутки там. Рацию с твоей машины с собой взяли, крайний раз с Убивцем вчера вечером связывались. Говорят, у них самих пока все в порядке, но нездоровое какое-то шевеление в тех краях наблюдается. Следов много слишком: стоянки в развалинах, кострища. Непримиримые обычно на зиму на дно ложатся, а тут что-то зашебуршились. Не к добру…

— Да уж, — согласился я. — Действительно, не к добру. А кроме наших на это безобразие кто-то отреагировал?

— О! — улыбнулся вдруг Кузьма. — Слово «наши» мне, определенно, нравится. А то мы с Костей все гадали, уйдешь ты от нас к Коменданту или нет… А то он тебе и звание дал, и ксиву серьезную…

— Да брось ты, — отмахиваюсь я. — Так для дела нужно было. Да и во время «приключений» моих весь этот «реквизит» мне хорошую службу сослужил. А так — никуда я уходить не собираюсь. Меня и здесь неплохо кормят.

С этими словами я закинул в рот очередной кусок колбасы.

— Ну, что ж, это радует, — снова улыбается Кузьма. — Слышь, Зинуль, привадили мы твоей стряпней парня, даже на погоны ее менять не хочет.

— Тоже мне новость, — шутливо фыркает та в ответ. — Да после моей готовки он на казенных харчах мигом волком взвоет, а потом с голоду и тоски помрет. Так что я даже и не сомневалась.

— Ладно, ребята, — прикрывшись ладонью, широко зеваю я. — Пойду я, пожалуй, спать. А то мне поутру снова в Комендатуру, да и вам вставать ни свет ни заря.

Все следующее утро и почти весь день я провел в кабинете Костылева. Сначала писал отчет, после чего Исмагилов вел со мной беседу, больше похожую на допрос, в ходе которой я умудрился вспомнить целую кучу разных подробностей, мелких и не очень, которые тоже пришлось записывать. Потом кто-то из Олеговых подчиненных принес несколько листов на скрепке. Тот бегло прочел, кивком отпустил принесшего и протянул листы мне.