Читать книгу "Звёзды в наследство - Джеймс Патрик Хоган"

мутациями. Элементарная генетика говорит нам о том, что при свободном скрещивании, не ограниченном близкородственными связями, любой новый признак имеет склонность размываться и исчезает из популяции в течение нескольких поколений. Тем не менее, – голос профессора стал до крайности серьезным, – когда разные части одной и той же популяции теряют возможность скрещиваться друг с другом в силу изоляции – например, из-за географического разделения, сегрегации по поведенческим признакам или сезонных различий, скажем, во времени спаривания, – разбавление под действием интербридинга прекращается. Когда внутри изолированной группы возникает новый признак, он не покинет ее пределов и со временем будет лишь закрепляться; таким образом, эта группа, поколение за поколением, начнет отдаляться от другой группы или групп, с которыми она была разделена в результате изоляции. В итоге она станет отдельным видом. Этот принцип является неотъемлемой составляющей идеи эволюции как таковой: изоляция всегда влечет за собой расхождение признаков. Зарождение всех земных видов можно проследить до возникновения тех или иных механизмов изоляции между вариациями одного и того же вида. На примере эндемиков Австралии и Южной Америки можно увидеть, как быстро о себе дает знать дивергенция – даже если исходные группы были изолированы лишь на короткий срок.

Нас, по-видимому, полностью устраивает тот факт, что большую часть последних двадцати пяти миллионов лет две группы земных животных – одна на Земле, другая на Минерве – развивались в полной изоляции друг от друга. Как ученый, который в полной мере признает упомянутый мною принцип, я без тени сомнения могу заявить, что эти виды должны были разойтись друг от друга в эволюционном плане. И это, понятное дело, в равной степени относится и к линиям приматов на обеих планетах.

Он умолк и просто стоял, поглядывая то на одного, то на другого коллегу, чтобы дать им время поразмыслить, а заодно дожидаясь ответной реакции. Наконец на его слова отозвался кто-то из дальнего конца комнаты.

– Да, теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал собеседник. – Но к чему эти абстрактные домыслы? Какой смысл утверждать, что эти виды разошлись, когда в реальности ничего подобного не случилось?

Данчеккер широко улыбнулся, обнажив зубы:

– А с чего ты взял, что они не разошлись?

Собеседник протестующе поднял руки:

– Потому что вижу это собственными глазами: расхождения нет.

– И что конкретно ты видишь?

– Я вижу людей. Я вижу лунарианцев. Они ничем не отличаются друг от друга. А значит, никакого расхождения не произошло.

– Разве? – Голос Данчеккера рассек воздух подобно хлысту. – Или же ты исходишь из того же неосознанного допущения, что и все остальные? Позвольте мне еще раз напомнить известные нам сведения, с чисто объективной точки зрения. Я просто перечислю наблюдаемые факты, не делая никаких предположений – осознанных или нет – относительно их связи с общей картиной, которую мы считаем верной.

Первое. Обе популяции были изолированы друг от друга. Факт.

Второе. Сегодня, спустя двадцать пять миллионов лет, мы наблюдаем две группы индивидов – людей и лунарианцев. Факт.

Третье. Между нами и лунарианцами нет никаких различий. Факт.

Так вот, если мы согласны с принципом неизбежной дивергенции, какой же вывод напрашивается сам собой? Спросите сами себя: что должен заключить ученый, столкнувшись с этими фактами и не располагая другими данными?

Данчеккер смотрел на собравшихся, поджав губы и покачиваясь вперед-назад на каблуках. Комнату охватила полная тишина, которую спустя несколько секунд нарушил его тихий, нестройный свист.

– Боже правый!.. – воскликнул Хант. Он, разинув рот, смотрел на профессора с выражением неприкрытого скепсиса. – Никакой изоляции не было, – наконец выдавил он медленным, сбивчивым голосом. – Обе расы должны быть родом с… – Он умолк, не договорив.

Данчеккер с явным удовлетворением кивнул.

– Вик понял, что я имею в виду, – сообщил он остальным. – Видите ли, единственный логичный вывод из перечисленных мною утверждений таков: если сегодня мы наблюдаем две абсолютно идентичные формы, значит, они обе восходят к одной и той же изолированной популяции. Другими словами, если в прошлом две эволюционных линии оказались изолированными друг от друга и разделились, то обе формы должны принадлежать к одной и той же ветви.

– Как ты можешь это утверждать, Крис? – не унимался кто-то. – Мы ведь знаем, что они относятся к разным эволюционным ветвям.

– И что именно ты знаешь? – шепотом произнес Данчеккер.

– Ну, я знаю, что лунарианцы принадлежат к ветви, которая изолированно развивалась на Минерве…

– Согласен…

– …Еще я знаю, что человек принадлежит к ветви, которая была изолирована на Земле.

– Откуда?

Вопрос эхом отразился от стен, будто выстрел.

– Ну, – собеседник изобразил жест беспомощности. – Как ответить на такой вопрос? Это… это же очевидно.

– Вот именно! – Данчеккер вновь обнажил зубы. – Ты, как и все остальные, принимаешь это на веру! Это убеждение, которое мы впитали с молоком матери. Именно так человечество считало на протяжении всей своей истории, и не без причины – а значит, у нас не было повода ставить свою веру под сомнение. – Данчеккер выпрямился и обвел комнату немигающим взглядом. – Возможно, теперь вы понимаете, к чему я веду. Я утверждаю, что в свете перечисленных фактов человеческая раса эволюционировала вовсе не на Земле. Ее родина – Минерва!

– Крис, ну серьезно…

– Это уже какая-то комедия.

Данчеккер твердо стоял на своем.

– Потому что, если мы признаем неизбежность дивергенции, значит, и мы, и лунарианцы эволюционировали в одном и том же месте, а мы уже знаем, что лунарианцы возникли на Минерве!

По комнате пробежал возбужденно-протестующий рокот.

– Я утверждаю, что Чарли не просто далекий родственник человека – он наш прямой предок! – Данчеккер не стал дожидаться комментариев и просто продолжал говорить тем же настойчивым тоном. – И считаю, что в рамках этих же выводов могу дать ответ и на загадку нашего собственного происхождения.

В комнате воцарилась абсолютная тишина. Несколько секунд Данчеккер молча разглядывал коллег. Когда он заговорил снова, его голос вернулся к спокойной и более объективной манере.

– Исходя из оставленного Чарли описания его последних дней, мы знаем, что после окончания боев часть лунарианцев осталась в живых на Луне. Чарли был одним из них. Сам он прожил недолго, но можно предположить, что по поверхности Луны было рассеяно множество групп таких же отчаявшихся, как и описанные в его дневнике. Многие из них, скорее всего, стали жертвами метеоритного дождя на обратной стороне, но некоторые, как, например, группа Чарли, избежали основного удара, поскольку в момент взрыва Минервы находились на видимой стороне Луны. Даже спустя долгое время, когда Луна наконец-то заняла стабильную орбиту вокруг Земли, на ней оставалась горстка выживших, созерцавших в небе новую