Читать книгу "Заложники страсти - Рут Райан Ланган"

Эта столь неожиданно открывшаяся ей первобытная сторона Диллона напугала бы ее, не будь Леонора так захвачена ожившими в ней самой неведомыми желаниями. Однако сейчас, опьяненная своей властью над ним, она прижалась губами к его щеке и почувствовала, как он вздрогнул. Осмелев, она начала исследовать его тело так же, как и он знакомился с ней. Прикасаясь к нему губами, зубами и кончиками пальцев, она ощутила охватившую его дрожь и задрожала сама.

Тело Диллона жило одним желанием. Он намеревался не спешить и позволить ей вести его за собой. Но теперь, когда ее страсть закипела столь же яростно, как и буря, что бушевала вокруг них, Диллону не нужно было более сдерживать себя. Ему хотелось разделить с Леонорой блаженство, вместе войти в рай, а не просто заняться любовью, хотя он и знал, что это ее первый опыт. Она доверяла ему, и это доверие помогало ей идти за ним туда, куда он нежно вел ее. Это было нечто большее, нежели просто бескрайняя страсть, это было сознание того, что она принадлежит ему, и только ему.

Он подумал о том, как же мало у них осталось времени. Может быть, эта ночь – все, что отпущено им на целую жизнь. Тогда эта ночь станет его даром ей, праздником наслаждений, ночью неукротимого желания.

С величайшей нежностью он уложил ее и прикоснулся губами к груди, дразня языком, пока ее сосок не напрягся. Он принялся ласкать другую грудь, пробуя на вкус, наслаждаясь, пока Леонора не содрогнулась и не застонала, тело ее выгнулось, пальцы сжали грубую ткань плаща, на котором они лежали.

Ее дыхание становилось все более учащенным, а он все странствовал по ее телу, губами и кончиками пальцев погружая ее в глубину несказанного наслаждения.

Гроза, бушевавшая над лесом, подступила ближе. Темные тучи совсем заслонили луну, ветер становился холоднее. Несмотря на пронзительный ветер, они были охвачены жаркой волной страсти, и Диллон вел Леонору за собой все выше и выше, лишь на шаг не приближаясь к полному освобождению.

Леонора погрузилась в мир неизъяснимого наслаждения. Мир, где властвовали ощущения, где любая мысль оставалась позади. Здесь был только Диллон. Он казался ей прохладным, как вода в ручьях Нагорья, от него слабо пахло можжевельником и лошадьми, а прикосновение его загрубевших от работы ладоней к ее нежной коже казалось ей приятнее самого нежного и тонкого шелка.

Никогда еще Диллон не хотел женщину так, как жаждал он обладать сейчас ею. Ему приходилось отчаянно напрягать всю свою силу воли, чтобы не овладеть ею немедленно, жадно и грубо. Но он вознамерился затянуть желанный миг, пока оба они не обезумеют от страсти.

Он почувствовал, как она застыла, когда его губы заскользили по ее телу. Но едва боль сменилась первыми проблесками наслаждения, как она забыла о своих страхах. И вдруг, достигнув первой вершины неземного восторга, она тихо ахнула и задохнулась. Он не дал ей времени на передышку и продолжил движение, скользя губами все выше, пока уста их не сомкнулись.

Ее глаза встретились с его взглядом. Он видел ее зрачки, расширившиеся от страсти. Казалось невозможным, что ее желание может еще возрасти, однако это было именно так. Его имя сорвалось с ее губ, когда он наконец слился с ней. Она же словно обволакивала его, мечтая удержать навечно.

Он блаженствовал. Сладкое благоухание лепестков роз наполнило его душу, его сердце, все существо. На долгие годы, что суждено ему провести в одиночестве в своей крепости, затерянной среди просторов Нагорья, воспоминание об этой минуте останется с ним и будет согревать его.

– Леонора… Моя прекрасная, великолепная Леонора… – Он бормотал слова, понять которые она не могла, так как его губы снова приблизились к ее губам, и он почувствовал, как рассудок покидает его окончательно.

Она двигалась вместе с ним, взлетая и паря все выше и выше, устремляясь прямо к звездам. Они поднимались все дальше, и тела их содрогались, а затем мир разлетелся на миллионы сверкающих искр.

Глава девятнадцатая

Они лежали, не в силах отпустить друг друга, тяжело дыша. Тела их были влажны. Казалось, ни Диллон, ни Леонора не могут больше шевельнуться.

Плащ, расстеленный на влажном мху, был мягким, как настоящее ложе. В воздухе разливалось благоухание сладкого клевера.

Еще один яркий зигзаг молнии разорвал ночное небо, и почти сразу же последовал удар грома. Буря бушевала прямо над ними. Тяжело застучали первые капли дождя, но этого было недостаточно, чтобы охладить их горящую плоть.

И тут он внезапно почувствовал соленый вкус ее слез. Встревоженный, он прикоснулся к уголкам ее глаз.

– Ты плачешь, девочка? Может быть, я сделал тебе больно? Господь Всемогущий, я настоящее животное. Или, может, я слишком тяжел для тебя?

– Нет…

Пристыженная, она заморгала, пытаясь избавиться от слез, но они потекли еще сильнее. Он перекатился на бок и привлек ее в свои объятия, успокаивая.

– Что такое, любимая? Почему ты плачешь? Любимая… Она постаралась сердцем запомнить это слово.

– Это было так… так прекрасно. Намного прекраснее, чем я себе представляла.

– А-а-а… – Он с облегчением вздохнул. Женские слезы для мужчины – страшное дело. Но слезы наслаждения и радости по крайней мере можно понять. В его собственном сердце царил сейчас удивительный мир и полный покой. – Это бывает прекрасно, – прошептал он, касаясь ее виска, – если люди любят друг друга.

– А ты любишь меня, Диллон Кэмпбелл? – Она затаила дыхание, удивившись своей смелости.

– Да, девочка.

– И давно ты это понял? Он смущенно шевельнулся.

– Я воин, девочка, человек, держащий в руках меч, а не поэт или рассказчик. Не проси меня говорить о таких вещах.

Но она уже не могла сдержаться. Казалось, какой-то бесенок вселился в нее и не желал уступать. Леонора села, откинула с глаз тяжелую массу волос и склонилась над ним.

– Ответь же мне, Диллон. Давно ли ты понял, что любишь меня?

Она бесстыдно флиртует с ним. И это ему очень нравится. Он ответил как можно суровее, стараясь скрыть смех, который с трудом сдерживал:

– Уж конечно, я полюбил тебя не с первого взгляда – ты, соблюдая приличия, истуканом стояла тогда возле своего отца.

– Истуканом, говоришь? И соблюдая приличия? Зато ты, дикий горец, не очень заботился о приличиях, вид у тебя был такой, словно ты готовишься поглотить всех нас.

Она вскинула голову надменным движением, которое он так любил. Диллон потянулся и осторожно прикоснулся к ее волосам.

Наблюдая, как они скользят у него между пальцами, он сказал:

– Я не мог отвести от тебя глаз. И, говоря по правде, мысль о том, чтобы, как ты говоришь, поглотить тебя, действительно посетила меня в ту минуту.

При таком его признании Леоноре показалось, что ничего не может быть естественнее и честнее, чем полная откровенность с ним.