Читать книгу "Боевой 1918 год - Владислав Конюшевский"

Офицеры о своих приключениях говорили много и охотно. Лукавили только насчет конечного пункта назначения. Почему я так считаю? Да вот фиг его знает – чую и все. Поэтому поднятием руки остановил очередного рассказчика и обратился к старшему:

– Так, тащ полковник (сука, сбился из-за трех звездочек на двухпросветном погоне и назвал подполковника – полковником), то, что вы не под Радой остались, это уже вам в зачет. Значит, с людьми, легшими под немцев, никаких дел иметь не захотели. Меня реально интересует один вопрос – вы к Деникину идете или к Краснову?

Допрашиваемые хором принялись доказывать, что это не так, но я прекратил базар:

– Если включить логику, то мой вопрос можно даже снять. К Краснову в основном идут казаки. При этом Краснов вась-вась с немцами, с которыми вы не захотели иметь никаких дел. Чубов и лампасов я на вас не наблюдаю, поэтому выбор невелик – Деникин. Непонятно только, чего вы с Дроздовским сразу не пошли? Хотя стоп – отставить. Дроздовский ведь тоже немцам подлизывал…

Тут влез Трофимов:

– И доподлизывался! Наш отряд ряшку начистил этому полковнику. И ему и офицерью, что с ним шли! Всех положили!

Штабс-капитан, до этого лишь изредка поднимающий какой-то мутный взгляд от пола, вдруг вскинулся и, ощерившись, выдал:

– Лжешь, собака! Не могли вы, сиволапые, Михаила Гордеевича разбить. Мозгов у вас для этого маловато.

Остальные «благородия» при этих словах скривились, будто уксуса хлебнули (ну еще бы – так глупо сорваться), а Гришка обрадовался:

– Ну, вот вы и вскрылись, господа, «просто идущие домой»! А я с трупа вашего Гордеича лично, вот этой рукой (тут он явно преувеличил) документы забрал. Так что и мозгов, и смекалки у нас хватило, чтобы малыми силами отборную белую сволочь в землю загнать! И вас к ним сейчас присоединим!

Говорливый пленник после Гришиного пассажа попытался было вскочить, но стоящий за его спиной боец ловко влепил прикладом по спине, и штабс, навалившись на стол, сдулся. Его друзья замерли, настороженно сверля меня глазами. Я же лишь хмыкнул:

– Так. Ну, с вашей конечной целью мы окончательно определились. Непонятно только, почему к Деникину, когда страна с немцами воюет?

Тут хрипло дышащий штабс-капитан оторвал голову от стола и сипяще выкрикнул:

– Да потому что сейчас главное – красную мерзость изничтожить! Чтобы всё мнящее о себе быдло землю жрало перед смертью! На кол вас! На кол! Всех! Господи, об одном жалею – не успел с Михаилом Гордеевичем уйти! Я бы вас тварей зубами грыз!

У капитана изо рта летели какие-то темные брызги, и в конце он, захрипев, упал на стол, с которого безвольно соскользнул вниз. Поднялась небольшая суета, когда парни, стоящие в конвое, принялись теребить беляка. Потом один из них поднялся и недоуменно констатировал:

– Дык он того – помер…

Я мазнул пальцем одну из темных капель на столе. Хм… кровь. Парочка его спутников, которых в это время оттеснили к стене, синхронно сняли фуражки и перекрестились. А потом подполковник пояснил:

– Анатолий Федорович был ранен осколками гранаты в спину и в бок. Не долечившись из госпиталя ушел. Думал к дроздовцам присоединиться. Не успел… Поэтому пошел с нами, хоть и был еще крайне слаб. Дня три назад кровью кашлять начал. А теперь вот…

Я зло прищурился:

– Это «вот» для данного господина вполне закономерно. Его не ранение добило. Ненависть изнутри сожрала. Не к врагам ненависть, а к своему же народу. Мне лишь странно, чего это конкретно вы до сих пор такие спокойные и слюнями не брызгаете. Или боитесь? Так ведь Григорий Иванович вам ближайшую перспективу обрисовал. Нечего уже бояться. Ну – высказывайтесь напоследок!

Тут я вовсе не лукавил. Тех же немецких пленных оставил в живых, потому что они опасности не представляли. Рано или поздно фрицы уйдут домой и о России станут вспоминать лишь в кошмарных снах. А вот эти останутся здесь и будут нас уничтожать. Даже когда сбегут за границу, все равно не успокоятся. Во всяком случае, померший штабс-капитан именно из таких был.

А подполковник удивил. Он сплюнул и, криво ухмыльнувшись, ответил:

– Высказаться? А что тут говорить? Да, мы шли к Антону Ивановичу. Куда еще русским офицерам идти? Служить опереточной УНР? Увольте – мы присягу давали. Пусть того правительства уже нет, но Россия осталась! К Краснову? Тоже нет – насколько я понял, этот господин сепаратизмом балуется, а нам это невместно. Дроздовский сильно политизирован, в ущерб делу. Вот и остается лишь Деникин. Он и немцам не союзник, и с жидовскими комиссарами воюет. Выходит, на нем все звезды и сошлись. Вы довольны ответом?

– Вполне.

Молчаливый до этого поручик внес свою лепту:

– Ну а вы, если стрелять нас собрались, тогда курево дайте. Нам ведь положено последнее желание? Или подобное у вас не практикуется? Сразу в штаб к Духонину[20] отправляете, без послаблений?

Вместо ответа распорядился убрать труп и пригласил офицеров обратно за стол. Те удивились, но сели. А я поинтересовался:

– Из вашего последнего слова можно сделать вывод, что вот этот Анатолий Федорович к вам случайно прибился? – Собеседники кивнули. – Понятно… И российских баб с детьми да стариками вы на кол сажать не собираетесь?

Наглый поручик, который, видимо, уже попрощался с жизнью, себя решил не сдерживать. С деланым изумлением он сначала повернулся к подполу, а потом, демонстративно окинув меня взглядом, фыркнул:

– Ха, «товарищ» у нас большой оригинал и знает толк в извращениях! С чего вы вообще решили, что мы на подобные зверства способны?

Гриня на это аж поперхнулся:

– Мы решили?! Так это ваш же дружок только что про сажание на кол говорил!

Подполковник вмешался и сухо ответил:

– С господином штабс-капитаном мы придерживались разных взглядов как на политическую ситуацию в России, так и на способы ее разрешения. Именно поэтому с полковником Дроздовским наша группа и не ушла.

Я кивнул:

– Понятно. Вы захотели идти к Деникину. Одно не ясно – что конкретно вас не устраивает в решении отдать землю крестьянам, а фабрики рабочим? Хотя – отставить. Политические дискуссии, если захотите, будете вести с комиссаром. У меня другой вопрос – вы на балалайке играть умеете?

Подпол такому повороту дела очень удивился:

– Да как-то не дал бог таланта. Но я не понимаю, к чему сей интерес?

– А авто водите?

– Тоже нет.

Я широко улыбнулся:

– Тогда у Антона Ивановича вам делать нечего!

Собеседник с силой провел ладонью по лицу, тряхнул головой и ответил:

– Что-то я совсем перестал вас понимать…