Читать книгу "Самый Лучший Ветер 2 - Артём Сергеев"

— Очень может быть, — легко согласилась с ним Лара. — Иногда я увлекаюсь, если вижу больную печень, и действую прямолинейно. Но сути дела это не меняет. Давайте соблюдём приличия, вы не намекаете мне о возрасте, а я не умаляю ваш сан. Тем более сан, подтверждённый свыше, а это видно, что впечатляет.

— Охти ж мне, — смущенно признался ей отец Савва, — прямо не знаю, что с этим делать. Уже при посторонних знамение не совершаю, и благословляю с опаской. Пока бог миловал. Вот уж чего не хватало, право слово.

— Скромность сейчас ваш единственный выход, — серьёзно согласилась с ним Лара. — Иначе ждите паломничества из всех окрестных деревень. На пороге будут жить и за руки хватать.

— Эх, вот если бы мне такое лет двадцать назад, — мечтательно вздохнул поп. — Я тогда об этом только мечтать мог. А сейчас лишнее, право слово. Дали бы один раз понять, что услышан, да и все на этом.

— Всегда так, — Лара пожала плечами, уж она-то знала, о чём говорит. — Закон жизни. Но вернемся к нашим делам. Ваш вчерашний разговор с Артёмом мне подробно передали. Есть ещё что-то, что мне надо знать?

— Даже и не знаю, если всё передали, — пожал плечами отец Савва и показал руками на шпионский арсенал. — Вот, хотите глянуть?

— Уже посмотрела, — Лара развернулась к столу, на котором всё и лежало. — Штучки немудрёные, но сильно удивило то, что это всё вещи подотчётные, с инвентарными номерами. Управление благочиния, надо же.

— Не слыхал о таком, — удивился поп, схватив один амулет и внимательно рассматривая чуть видную мелкую надпись, ускользнувшую от него ранее. — Новое, наверное. Ишь ты.

— Мне надо знать вот что и смотрите сейчас, пожалуйста, на меня, только на меня, не отрываясь, — вкрадчивым голосом, глядя прямо в глаза отцу Савве, поинтересовалась Лара. — насколько вы были искренни вчера в своих откровениях? И как далеко вы готовы осмысленно, я подчёркиваю это слово, зайти? И что это с вами вообще случилось — может, это обида, ревность, кризис, желание быть услышанным?

Дрожащей рукой отец Савва сотворил ещё одно знамение и какое-то наваждение, наведённое Ларой, спало с него, но при этом ничего, по большому счёту, не изменилось, да и с чего бы? Перед ним сидела всё та же Великая, как её называли по праву, Магесса, холодные голубые глаза её спокойно рассматривали отца Савву, и видели его, пусть и без магии, всё же насквозь и даже глубже.

— Духом я возмутился, — поп рванул на груди ворот потными руками, дышать ему было тяжело. — Хочу быть не услышанным, а понятым. Не хочу идти против совести. Не могу. И не буду!

— Хорошо, — Лара наконец отвела от него взгляд, и отец Савва тут же закачался на табуретке, судорожно ловя ртом воздух, но ему полегчало на глазах. — Тогда поступим так. Именно вы мне сейчас скажете, что же нам делать. Я не хочу на вас давить, поймите. Если мне не понравится то, что я услышу, я просто уйду, и больше никогда вас не потревожу. Человек вы хороший, но, может, не стоит идти против своих? Сменятся иерархи, угаснет всё так или иначе, утрясётся, и всё будет хорошо, не может не быть, поймите. Бури пройдут мимо вас, в селе ничего не изменится. Кому вы нужны, по большому счёту, кроме жителей Ромашкино? Так зачем и что нам делать?

— Угаснет, ага, — отец Савва криво усмехнулся, всё-то он уже обдумал бессонными ночами. — Я угасну. Не пойти против своих, да и какие они мне свои, морды уголовные, а пойти против совести, так, что ли? Против веры своей? Ради чего я тогда живу, ради чего всё это? Великомученики вот, старцы, ревнители древлего благочестия, мужи достойные и святые, разве они бы одобрили?

— Скромнее будьте, — попросила его Лара, вновь внимательно разглядывая попа. — Советую второй раз. Скромность украшает, в конце-то концов. И слушаю вас.

Отец Савва замялся, недоумённо глядя на спокойную эльфийку. Она его не торопила и не давила на него, просто ждала, один раз позволив себе украдкой глянуть на свои изящные древние часики на правой руке. Но хорошо было ему возмущаться духом одному, в темноте собственного дома, когда никто не видит. Можно было бить истовые поклоны, возносить горячие, наполненные великим смятением и духовным поиском молитвы, и даже получать на них ответ. Можно было спорить с воображаемыми отступниками, поражая их прямо в сердце будто бы сами собой ложащимися на язык строками из Писания и разбивая их жалкие оправдания вдребезги. Хорошо, кто бы спорил, но вот дальше-то что?

Отец Савва перевёл отчаянный взгляд на шпионские амулеты от новоявленного ему управления благочиния, и вот они-то его и добили. Потому что понадейся он на слова Лары и доверься им, а ведь так всё и будет, сомнений нет, то все беды обойдут его стороной и всё решится само собой, без него. Но ведь эльфийка тогда уйдёт, а он останется здесь, вместе с этими богомерзкими амулетами, и даже выкинуть их не сможет, уже не посмеет. Не выкинул же он их до этого, не сумел, только по ночам жарко спорил сам с собой, по большому-то счёту, всё убеждал сам себя, повергая неведомых противников в пух и прах.

Но только теперь, отец Савва откуда-то это знал, эти безликие неведомые супротивники будут иметь себе вполне конкретные уголовные рожи тех самых двух монахов-таинников, и рожи эти будут самыми насмешливыми, и не будут слушать они его слов, отмахнутся, как от взвешенного и найденного непростительно легким. И что тогда будет с ним, с верой его? Не отвернётся ли от него тот, служению которому и посвятил всю жизнь свою отец Савва?

— Во-первых, — всё-таки принял решение поп, хриплым голосом начав излагать план действий и утверждаясь в своём выстраданном решении всё больше и больше, — надо бы выяснить, кто еще в селе шпионством занимается.

— Уже, — обрадовала его Лара, ведь не сидела же она здесь просто так. Вся деревня собралась на лётном поле, туда же вытащили Лариску, а на нее можно было положиться. Да и до этого яркое, азартное и немного злобное чужое внимание она почуяла загодя, но просто хотелось удостовериться. — Двухэтажный дом на холме, с небольшой лавкой, вывеска «Бакалея и Галантерея», прости господи. Мужчина лет тридцати пяти лет, чёрные волосы, черные глаза, что у вас редкость. Усы-батоны, бороды нет, следы заживших переломов рёбер слева и справа, ко мне вчера не обращался. Кроме него, дома никого нет.

— Ого, — уважительно поразился её способностям отец Савва. — Колька-пришлый, значит. Это хорошо, кстати, что он. Не удивлён и даже рад! Пришлый он, из речников, лет семь назад опутала его местная девка из богатой семьи, вот он и решил остаться, на денежки польстился, тогда же и рёбра сломали. Девка-то не сказать, чтобы красива или даже симпатична, не в этом дело. Просто семья там такая, из людей тяжелых, кондовых, не знаю, как и сказать. Но никто из села с ними родниться не хотел, жизнь себе портить, да и из соседних тоже. А вот он там ко двору пришёлся, в силу вошёл. По делам торговым часто в города мотается, кстати, удобно ему! А на исповеди чушь несёт всякую, вот не верю я ни единому его слову!

— Какой хитрый человек! — с легким сарказмом в голосе перебила его Лара. — Вот приведёте его ко мне, сюда, посмотрю я ему в мутные глазоньки, поужасаюсь вместе с вами.