Читать книгу "Бас. Любимица Иллари - Александра Лисина"

Может, конечно, стоило оставить его там и дать вдосталь насладиться последствиями обретенной свободы, но после двух суток беготни, серьезно отощавших запасов в леднике, бессонных ночей и всех прочих прелестей ухода за беспомощным зверем мне стало попросту жалко потраченных усилий. Поэтому я подумала. Оценила угрожающую позу волка и… прямо на его глазах сменила ипостась.

Быть может, более крупному зверю он все-таки уступит и проявит уважение? Не как мои коты, но все же он ведь не дурак. Наверняка понимает, как велика между нами разница. И если я не буду проявлять агрессию, не стану давить и доказывать свою крутизну, возможно, он вспомнит, кто именно и в каком виде коротал рядом с ним эти долгие ночи. Вспомнит мой запах. Опомнится. Угомонится…

Вот только мой собственный зверь рассудил иначе и, вместо того чтобы последовать мудрому совету, вдруг с хриплым победным ревом сиганул с места в длинном прыжке. Мгновенно сбил с ног ослабевшего волка. Навалился всем телом, а потом… вдруг прижался и с жадным урчанием облизал его морду.

Рокхет от такого приветствия настолько опешил, что, кажется, даже забыл, как дышать. И не то что не огрызнулся, но и не сопротивлялся толком. А когда мой наигравшийся зверь все-таки соизволил с него слезть, настороженно понюхал воздух, так же осторожно лизнул меня в морду. И только после этого неуверенно вильнул хвостом.

Ну слава великой… узнал.

Повелительно порыкивая, я заставила оборотня подняться с земли и, проследив, чтобы он вернулся в дом, во второй раз сменила форму, намереваясь закрыть за нами дверь.

И неожиданно снова услышала из-за спины угрожающий рык.

Нет, он что, издевается?!

Я неверяще обернулась, но Рокхет и впрямь успел позабыть все на свете. И про мою человеческую ипостась, и про то, что она пахнет совсем иначе. Да что за напасть-то с ним такая?!

Пришлось мне с руганью возвращать четырехлапый облик, успокаивать лохматого и немало времени потратить, чтобы убедить его, что я это я. Потом еще с полчаса нырять из одной ипостаси в другую, показывая ему все в доступной форме. Снова успокаивать. Пояснять. Уговаривать. И раз за разом осыпать бестолкового зверя всеми известными ругательствами, видя, что в человеческой форме он категорически не желает меня признавать.

– А ну, хватит! – в конце концов рыкнула я, со злости сменив ипостась только наполовину.

Волк от моего окрика удивленно замер. В который уже раз за сегодня принюхался. А когда я демонстративно сунула ему под нос когтистые пальцы, очень осторожно их лизнул.

– Ну все? Угомонился? – фыркнула я, когда стало ясно, что хотя бы в таком виде он не воспринимает меня как врага. – Тогда обедать пошли, упрямец. А то, не ровен час, проголодаюсь и сама тебя сожру.

В общей сложности прошло два с половиной дня, прежде чем Рокхет смог привыкнуть к обеим моим ипостасям и перестал рычать, когда видел меня в двуногом обличье. В доме он тоже быстро освоился. Все тщательно изучил, все углы обошел, кое-где даже пометил, за что огреб от меня полотенцем по хвостатой попе. Насупился, естественно, но ставить метки все-таки перестал. И еще сутки демонстративно от меня отворачивался, предпочитая есть с пола или из миски, но только не из моих рук.

Я на него после этого плюнула и впервые за несколько дней ушла спать наверх. Одна. Потому что в присмотре оборотень больше не нуждался. Но когда уже устроилась на низкой, устланной шкурами лежанке, вдруг подумала: а что с ним теперь делать? Снега за эти дни навалило во дворе еще больше. Тропу в горах, даже если Рокхет ее собой протаранил, тоже безнадежно засыпало. Да и не пройти ему по ней во второй раз – он еще не восстановился. Помрет только зазря. Да и не дурак он небось, снова туда соваться.

Но это что же получается, мы с ним теперь тут заперты вдвоем?

От этой мысли у меня пробежал холодок между лопатками.

Во время гона такое соседство может стать для волка смертельно опасным. Гон – это пора безумия, обусловленного яростными поисками подходящего партнера для спаривания. Человеческий разум во время этого звериного буйства угасает, и оборотнем управляют только инстинкты. Вернее, всего один инстинкт. И перебороть его еще никому не удавалось.

Я, к слову сказать, не исключение. Во время брачного периода мой зверь становится неуправляемым, кровожадным и по-настоящему бешеным. Если сумеет найти подходящего партнера, то забудет обо всем и накинется на него со всей страстью, на какую только способен. Если не найдет, то тоже накинется… на первого, кто попадется под руку. Устроит его такой партнер, отымеет и потом сожрет. Не устроит – сразу сожрет, вымещая на ни в чем не повинном самце свое разочарование. Если дело будет совсем плохо и других кандидатов не объявится, он, правда, смирится и вынужденно ляжет под первого встречного. Но первый же проблеск разума и осознание собственной слабости станут приговором для оказавшегося рядом мужчины. Что человека, что оборотня, что друида. Без исключений.

Именно поэтому я во время гона старалась уходить подальше от обжитых мест и запирала себя среди скал, чтобы не было даже малейшей возможности убить кого-нибудь просто за то, что оказался рядом. Эйлинону сорок лет назад, можно сказать, повезло – он оказался в нужном месте и в нужное время. Я тогда не успела добраться до убежища. Вернее, «зеленый» умышленно меня задержал. И когда настало время, просто не стал отказываться, хотя, надо сказать, сделал это не по злому умыслу, а всего лишь потому, что действительно неровно ко мне дышал. И решил, что если действовать осторожно, то невеселая участь любовника на одну ночь как-нибудь его минует.

Именно за эту осторожность, понимание и присущий друидам такт мой зверь не стал его убивать, когда гон закончился. Когда же стало ясно, что я понесла, зверь окончательно смирился и какое-то время честно его терпел. Как не особенно важную, но в чем-то полезную и дорогую для меня вещь, с которой, в случае чего, не жалко будет расстаться.

Если бы Эйлинон проявил чуточку больше терпения, мы, скорее всего, и сейчас были бы вместе. Но первая же ошибка вывела моего зверя из себя, и теперь этот путь для друида был закрыт навсегда. Мой кот не простит, не забудет, не подпустит к себе больше. А если и свалит его с ног извечная весенняя кошачья болезнь, то после этого владыку друидов не спасет ни кора, ни стража, ни искренняя мольба о прощении.

И вот теперь рядом со мной появляется неприрученный, ничего не соображающий и откровенно дикий волк. Более того, ослабевший волк, который ни в партнеры для спаривания не годится, ни уйти отсюда самостоятельно не сможет.

Что с ним сделает зверь, когда окончательно потеряет голову?

Вернее, что с ним сделаю я, когда потеряю разум и на какое-то время превращусь в неуправляемое чудовище?

До боли закусив губу, я села на постели и обхватила руками голову.

Богиня, что же теперь делать? И стоило ли тогда бороться за жизнь оборотня, чтобы потом его самой же и растерзать? За что мне такое испытание? И как ты вообще могла, великая, допустить, чтобы мы снова встретились?!