Читать книгу "Горящая колесница - Миюки Миябэ"

Хомме подумалось, что хоть и не очень складно, но Икуми говорила от души.

— По правде говоря, я мечтал о большем размахе, где-нибудь в крупной фирме стать механиком…

— Поступить в «Мазду», а может, и на гоночные в «Ле Ман»? — засмеялась молодая женщина.

— Ну да. Но мастерская… Она ведь перейдёт ко мне. Поэтому с мечтой пришлось расстаться.

Икуми ничего не говорила, только улыбалась.

Тамоцу, конечно, не прав. Как же он ошибается! Но Хомме было по душе тактичное молчание Икуми, не пытавшейся переубедить мужа. Она простовата, не такая уж красавица, наверняка не блистала успехами в школе, но всё-таки очень умная женщина. Она трезво смотрит на жизнь.

— А почему Сёко Сэкинэ уехала в Токио? Вы как думаете? — спросил Хомма.

Тут Тамоцу и Икуми переглянулись, и после этого Икуми опустила глаза и взялась за палочки: мол, про своих знакомых пусть муж сам рассказывает.

— Надо есть, пока не остыло. Что-то я проголодалась.

— Ты же ужинала!

— Так то я ужинала для ребёночка. — С невозмутимым видом она потянулась к керамической миске с тушёными овощами.

Хомма заглянул в лицо Тамоцу:

— Не знаете ли вы, как складывалась её жизнь после окончания школы, когда она начала работать?

Молодой человек закусил обветренную нижнюю губу:

— А разве всё это имеет отношение к поискам Сии-тян?

— Думаю, что да. Мне хотелось бы как можно более внимательно присмотреться: что за человек была Сёко, что побуждало её поступать так или иначе. Надеюсь, что, начав с этого, я смогу подобрать ключ к разгадке последующих событий.

— И можно будет узнать, что за женщина присвоила себе её имя? — Спрашивая это, Тамоцу краем глаза взглянул на жену. — Я ей рассказал всё, что услышал от вас, господин Хомма. Она скорей меня соображает…

На губах Икуми мелькнула едва заметная гримаска удовлетворения. Тамоцу протянул руку к её сумочке:

— Мы вот тут захватили… Правда, есть только школьная. Отец мой снимал, рядом с нашим домом.

Он достал из сумки фотографию. Наконец-то фото Сёко Сэкинэ лежало перед Хоммой.

Стоит в форменной матроске, в руке держит чёрный круглый футляр — видимо, свёрнутый в трубку диплом об окончании школы. Лицо серьёзное, смотрит прямо в объектив. Глаза удлинённой формы, маленький аккуратный носик. Волосы, довольно длинные, спадают свободной волной. Выглядит стройной, но едва доходящая до колен юбка позволяет догадаться, что ноги кривоваты, буквой «х».

Лицо приятное. Но вот настолько ли, чтобы под слоем косметики она превратилась в красавицу? Фотография старая, поэтому сказать трудно, но, во всяком случае, это не та броская красота, которой отмечено лицо поддельной Сёко.

— Я всего два или три раза встречал её в городе после отъезда в Токио. Ну, ещё на похоронах. Волосы она всегда носила одной и той же длины. А на похоронах была рыжая и с химической завивкой. Сказала, что перекрашиваться не хватило времени. Яркая, разговаривала громко — как будто настоящая Сии-тян запряталась куда-то внутрь. А то, что снаружи, просто показное.

Хомма мысленно подретушировал изображение в соответствии с описанием Тамоцу. «Просто показное»?

— А вы знали, что одно время у Сёко были большие неприятности, что её осаждали кредиторы?

Супруги кивнули. Икуми сказала:

— Я узнала от Тамоцу, когда мы стали встречаться.

— А я давно знал. Наши с Сёко матери ходили делать завивку к одной и той же парикмахерше, поэтому я и знал. Тётушке вроде бы даже полицию приходилось вызывать, так допекали — я и сказал, чтобы ко мне обращалась, если опять придут сборщики долгов.

— Тётушка — это мать Сёко?

— Ну да. Я ведь её хорошо знал.

— Говорят, что даже после того, как Сёко переехала в Токио и стала работать, всё равно летом и на Новый год обязательно приезжала. Это верно?

Тамоцу помолчал в раздумье:

— Ну, как вам сказать… Были, пожалуй, годы, когда она и не приезжала.

— А встречи одноклассников у вас бывают?

— Бывают, но в выпускном классе средней школы мы с Сёко были в параллельных.

— Вот как…

— Но всё равно, когда одноклассники соберутся, много чего услышишь. Так я узнал, например, что Сии-тян в Токио стала работать в баре, — с горечью сказал Тамоцу, закусив губу. — Один из наших работает в Токио, вот он и рассказал, что зашёл в дешёвое кабаре в Сибуя, а там Сии-тян, мол, выходит к гостям в ажурных чулках…

— В Сибуя? Ну так он соврал. Она в Сибуя и не работала.

— А где она работала?

— В баре «Голд», это в третьем квартале Синдзюку, ну и в Синбаси, в закусочной «Лахаина». В «Голд» я пока что не ходил, а в «Лахаина» зашёл. Не такое уж это дешёвое место, и никто там не заставляет девушек надевать ажурные чулки.

— Решил блеснуть, вот и приврал, — заметила Икуми.

— А ваши друзья и одноклассники знали про долги Сёко, про то, как она мучается?

— Конечно знали. Такие слухи моментально разносятся.

— Ну а про то, как она вышла из этого положения?

Тамоцу покачал головой:

— Как на самом деле было — не знали. Как это говорится: банк… — что?

— Банкротство, личное банкротство.

— Ага, вот-вот. Да я и сам, пока вы, Хомма-сан, не рассказали, ничего такого не знал. Тётушка объясняла, будто бы ей ничего другого не оставалось, как просить в долг у родни, и боссы из ссудной кассы всё уладили. Точно, так она и говорила.

«Ясно, — подумал Хомма, — банкротство кажется людям чем-то ужасным». Даже мать Сёко скрывала тот факт, что дочь объявлена банкротом.

— И что же, соседи и теперь продолжают так думать?

Парень кивнул:

— А что ещё в голову придёт? Но люди говорили, что как-то это всё странно. Не было у Сэкинэ-сан такой родни, чтобы дала в долг. По крайней мере, не в нашем городе.

— Всех это, похоже, озадачило. Ну, что никто больше не являлся к ней требовать долги, — добавила Икуми.

— И потому, что в голове у вас засел этот вопрос, — медленно начал Хомма, — вы тоже, когда Тосико Сэкинэ погибла такой смертью, начали подозревать Сёко.

Тамоцу не сводил глаз с жены, как будто хотел прочесть у неё на лице, что же он сам об этом думает, — так сказать, удостовериться. Потом наконец сознался:

— Да, так и есть. Решил, что раз ей по-прежнему нужны были деньги, так, может, она думала заполучить страховку. — Парень опустил голову.

— Ведь всё-таки двадцать миллионов иен, так передавали, — пояснила Икуми.

Хомма усмехнулся: