Читать книгу "Звонок за ваш счет. История адвоката, который спасал от смертной казни тех, кому никто не верил - Брайан Стивенсон"

Мы весь день подчеркивали, обращаясь к суду, что все эти заявления были сделаны Майерсом до первоначального рассмотрения дела в суде. Эти заявления не только сделали нынешний рассказ Майерса более правдоподобным, но и были отражены в медицинских протоколах, которые не были переданы судебным адвокатам Уолтера вопреки требованию закона. Верховный суд США уже давно потребовал, чтобы обвинение раскрывало подсудимому все данные, которые оправдывают его или могут помочь ему бросить тень недоверия на слова свидетеля.

Сторонники, которых привели в суд представители штата, и родственники жертвы, казалось, растерялись, услышав представленные нами доказательства, которые усложнили простой нарратив, полностью принятый ими, – виновность Уолтера и потребность в быстром и гарантированном наказании. Сторонники штата начали мало-помалу покидать зал, а число чернокожих, которых впускали в него, продолжало расти. К концу этого второго дня я был окрылен надеждой. Мы поддерживали хороший темп, и перекрестные допросы заняли меньше времени, чем я рассчитывал. Я думал, что мы сумеем завершить свое дело до конца следующего дня.

В тот вечер, идя к своей машине, я был усталым, но довольным. К моему удивлению, на скамейке возле здания суда в полном одиночестве сидела миссис Уильямс. Она поднялась с места, встретившись со мной взглядом. Я подошел к ней, тут же живо вспомнив, как выбил меня из колеи ее уход из зала.

– Миссис Уильямс, мне очень жаль, что они так поступили сегодня утром. Им не следовало этого делать, и я прошу прощения, если они вас расстроили. Но, чтоб вы знали, дела сегодня у нас шли хорошо. Мне кажется, у нас был удачный день…

– Поверенный Стивенсон, я так переживаю, так переживаю! – перебила она и схватила меня за руки. – Мне следовало войти в этот зал нынче утром. Мне следовало войти в этот зал нынче утром! – дважды повторила она и зарыдала.

– Миссис Уильямс, ничего страшного, – успокаивающе проговорил я. – Им не следовало делать того, что они сделали. Пожалуйста, не волнуйтесь из-за этого, – и я обнял ее за плечи.

– Нет-нет-нет, поверенный Стивенсон! Мне нужно было быть в этом зале, мне нужно было быть в этом зале.

– Все в порядке, миссис Уильямс, все хорошо, – повторял я.

– Нет, сэр, мне положено было быть там, и я хотела быть там. Я пыталась, я пыталась, Господь свидетель, я старалась, мистер Стивенсон! Но когда я увидела эту собаку… – Женщина затрясла головой, потом уставилась вдаль с отсутствующим видом. – Когда я увидела эту собаку, я вспомнила про 1965 год, когда мы собрались у моста Эдмунда Петтуса в Зелме и попытались провести марш за свое право голосовать[14]. Они избили нас и спустили на нас собак. – Она перевела на меня печальный взгляд. – Я пыталась сделать шаг, поверенный Стивенсон, я хотела войти, но просто не могла этого сделать.

Пока она говорила, казалось, вокруг нее сгустилась целая туча печали. Она выпустила мою руку и побрела прочь. Я смотрел, как она садится в машину, где ее ждали другие люди, которых я видел в тот день в зале суда.

В мотель я вернулся в намного более мрачном настроении. Пора было начинать готовиться к последнему дню слушаний.

На следующий день я приехал в суд пораньше, чтобы убедиться, что никаких проблем не возникнет. Как оказалось, в поддержку штата на сей раз пришло очень мало людей. И хотя металлодетектор и собака по-прежнему остались на месте, у двери не дежурил полицейский, мешавший людям входить в зал суда. Среди присутствующих я заметил одну из тех женщин, с которыми накануне вечером уехала миссис Уильямс. Она подошла ко мне, представилась, назвавшись дочерью миссис Уильямс, и поблагодарила меня за то, что я пытался утешить ее мать.

– Вчера вечером, приехав домой, она была так расстроена! Ничего не ела, ни с кем не разговаривала, просто ушла в свою спальню. Мы всю ночь слышали, как она молилась. Утром она позвонила преподобному и умоляла дать ей еще один шанс быть представителем общины на слушании. Когда я проснулась, она была уже на ногах, одетая и готовая ехать в суд. Я сказала, что она не обязана ехать, но она и слушать ничего не хотела. Ей пришлось многое пережить, и… ну, на пути сюда она только и повторяла: «Господи, я не стану бояться никакой собаки, я не стану бояться никакой собаки».

Я начал было снова извиняться перед этой женщиной за то, что накануне сделали сотрудники суда, когда у двери зала внезапно возникло какое-то оживление. Мы оба обернулись. Там стояла миссис Уильямс. Она вновь была безупречно одета, в шляпке и шарфе. Крепко прижимала к боку сумочку и стояла на пороге, слегка покачиваясь. Я слышал, как она вполголоса повторяет сама себе, снова и снова: «Не боюсь я никаких собак». От нее невозможно было отвести взгляд. Миссис Уильямс прошла через детектор и уставилась на собаку. Затем громко, так что услышали все, выпалила:

– Не боюсь я никаких собак!

После чего прошествовала мимо пса в зал. Чернокожие, которые уже были внутри, сияли от радости, когда она проходила мимо них. Она села неподалеку от первого ряда, повернулась ко мне с широкой улыбкой и объявила:

– Поверенный Стивенсон, я здесь!

– Миссис Уильямс, как приятно вас видеть! Спасибо, что пришли.

В этот момент я ощутил нечто особенное: глубокое чувство узнавания. Теперь заулыбался и я, потому что понял, о чем она говорила присутствующим: «Пусть я стара, пусть я бедна, пусть я чернокожая, но я здесь».

Зал суда уже заполнился, и я начал собирать свои бумаги. Уолтера привели в зал – это был сигнал, что слушание вот-вот начнется. И тогда я услышал, как миссис Уильямс окликает меня по имени.

– Нет, поверенный Стивенсон, вы меня не услышали! Я сказала, что я здесь! – Она говорила очень громко, и я немного растерялся и смутился. Повернулся и улыбнулся ей.

– Нет же, миссис Уильямс, я вас услышал, и я очень рад, что вы здесь.

Однако, когда я смотрел на нее, мне показалось, что она пребывает где-то в своем мире.

Зал был полон, и бейлиф призвал присутствующих к порядку, после чего вошел судья. По обычаю, все поднялись на ноги. Когда судья подошел к скамье и уселся, все остальные снова опустились на места. Повисла необычно долгая пауза: мы все ждали, пока судья что-нибудь скажет. Я заметил, что люди смотрят в какую-то точку за моей спиной, обернулся и увидел, что миссис Уильямс – одна-единственная – по-прежнему стоит. В зале стало очень тихо. Все взгляды были устремлены на нее. Я попытался жестом показать женщине, что следует сесть, но в этот момент она запрокинула голову и прокричала:

– Я здесь!

Присутствующие нервно посмеивались. Потом она все-таки села, но когда посмотрела на меня, я увидел слезы на ее глазах.