Читать книгу "Девушка без имени - Лариса Петровичева"

— Мы оба сделали все, что могли, — произнес Лефевр. — Мы ведь не знали, что получится именно так. И не знали, откуда придет беда.

— На все воля Господа, — произнес Ахонсо. Подняв руку, он сорвал один из темных розовых листков и принялся задумчиво скручивать его в трубочку. В этом усталом жесте было столько одиночества и опустошения, что Лефевру захотелось закричать от боли. — Я читал отчеты экспертов, выслушал всех выживших свидетелей… Как умер Рекиген?

Стараясь щадить чувства государя, Лефевр рассказал о последних минутах жизни принца в максимально осторожных выражениях. Когда он умолк, Ахонсо устало выронил измятый листок и спросил:

— Рекиген действительно был одержим?

— Да, — ответил Лефевр. — Мне кажется, он осознавал все, что с ним происходит, и пытался сопротивляться, но не мог. Смерть стала для него избавлением и благом.

Ахонсо покачал головой.

— Я так и думал. Бедный мальчик…

Некоторое время они молчали, потом государь позвонил в колокольчик, и личный помощник сразу же прибежал с несколькими бокалами, наполненными разноцветными жидкостями. После того, как Ахонсо принял лекарства и отпустил помощника, он спросил:

— А Алита? Она жива?

Лефевр утвердительно кивнул.

— Да, ваше величество. Она жива и здорова, с ней все в порядке. Но ее больше нет в Сузе, и она не вернется.

Тусклый взгляд Ахонсо на мгновение прояснился.

— Это хорошо, — сказал он. — Я рад, что она спаслась. Ты изыскал способ вернуть ее домой?

— Да, ваше величество.

Ахонсо нахмурился, что-то припоминая, а потом произнес длинную фразу на незнакомом языке, гулком и трескучем, и вопросительно взглянул на Лефевра. Тот только руками развел.

— Простите, государь. Не понимаю.

Губы Ахонсо дрогнули в печальной улыбке. Лицо осталось прежним — застывшей маской горя.

— Это слова на родном языке бабушки Криштины, — объяснил он. — Старая пословица ее настоящей родины. Когда Господь отнимает у нас любовь, он всегда дает нам надежду.

Лефевр вздохнул. Для него вся надежда иссякла в тот момент, когда угасло золотое сияние артефакта, и простенький глиняный шарик, мертвый и лишенный всех сил, упал на ковер и закатился под диван. Сердце неожиданно кольнуло толстой тупой иглой, и Лефевр подумал, что если хваленое здоровье подведет его, и он умрет прямо здесь, на скамье под розовым кустом, лишенным цветов, то это будет самым достойным финалом его горькой истории.

— У меня больше нет надежды, государь, — с неожиданной тоской признался Лефевр. — Все кончено. Она не вернется.

Ахонсо понимающе качнул головой.

— Не отрекайтесь так поспешно, Огюст-Эжен, — посоветовал он и вынул колокольчик. — Суд над вами через два дня?

Вместе с личным помощником пришел и конвой — аудиенция подошла к концу. Лефевр поднялся и произнес:

— Да. Но это уже не имеет значения.

Государь вздохнул и задумчиво погладил латунный бок колокольчика.

— Вы сделали все, что было в ваших силах, Огюст-Эжен, — сказал Ахонсо и прикрыл глаза, давая понять, что устал и не нуждается в продолжении беседы, словах и заверениях. — Прощайте.

* * *

Южная часть Сузианского материка, несмотря на практически вечное лето, считалась медвежьим углом. Бедная каменистая почва не славилась урожаями, жители в массе своей тратили время на вендетту, и цивилизация добралась в эти края совсем недавно — нормальную канализацию и дороги здесь увидели только пять лет назад.

Но Лефевр считал это место настоящим курортом. Солнце, таинственные сапфировые глубины моря и относительное сочувствие обитателей здешних мест жалкой судьбе ссыльного — что еще нужно, чтобы скоротать один день, и еще один, и еще…

Теперь он жил при местной церкви, и тонкий белый шпиль колокольни, вонзавшийся в выцветшее небо, был первым, что видел Лефевр, просыпаясь. Приговор, вынесенный полгода назад, включал в себя ежедневное присутствие на всех службах и еженедельное покаяние. Обитатели поселка довольно быстро привыкли к нескладной высокой фигуре государева преступника, который до начала службы сидел на паперти с молитвословом в руках, а потом стоял в самом дальнем углу церкви и последним подходил причаститься святых даров. Иногда Лефевру казалось, что ему сопереживали вполне искренне.

За эти полгода он почти каждый день вспоминал о финале своего судебного процесса и больше всего жалел Гербренда: когда судья вошел в зал, где яблоку негде было упасть от свидетелей и высокородных зевак, его товарищ выглядел совершенно растерянным и несчастным. Он действительно сделал все, что мог, пойдя против всей своей жизни ради призрачной возможности спасти друга — разрушил карьеру защитой злонамеренного ведьмака, потерял друзей — но это оказалось напрасным. Листы приговора в руках главного судьи были обвиты черной лентой.

Лефевр хотел было сказать что-нибудь утешительное, но не стал.

С улицы доносился шум: возле Дворца правосудия с самого утра собирались горожане, желая услышать приговор. Полицейское оцепление стояло возле ступеней только для вида — было ясно, что, случись какая заваруха, офицеры в высоких черных шлемах в конкретно этой ситуации ее с удовольствием поддержат. Особенно учитывая тот факт, что в свое принцесса Алита провела поправку к закону о полиции и подарила стражам порядка хорошо оплачиваемую пенсию. В воздухе плавали магические шары-слухачи — они передавали на площадь все, что говорилось в зале суда.

Судья распустил ленты на бумагах с приговором, и в зале воцарилась тишина. Люди на площади умолкли, боясь пропустить хоть слово.

— Человек, подлежащий суду, Огюст-Эжен Лефевр, злонамеренный маг, полностью признал свою вину в убийстве его высочества Рекигена бин Альбоа, — судья не просто читал: он, словно великий драматический актер, всеми силами старался придать каждому слову вес и важность. — Закон Сузы приговаривает его к смерти за тягчайшее преступление против короны.

Некоторое время еще было тихо, а потом люди снаружи разразились ревом и воплями. Лефевр слушал равнодушно. Он не ожидал ничего иного, прекрасно зная, что иногда благодарность родины за убийство одержимого преступника обладает весьма специфическим привкусом и ароматом. Гуле стоял рядом, сокрушенно опустив голову. По рядам зрителей в зале прошла легкая волна недоумевающих возгласов, но судья вскинул руку, и снова воцарилась тишина.

— Его величество Ахонсо сегодня не имеет возможности присутствовать на заседании, — продолжал судья. — Однако он прислал исчерпывающий рассказ о показаниях, данных ему обвиняемым. Мы все задаем себе вопрос: где ее высочество Алита?

Он сделал красивую трагическую паузу, и Лефевр подумал, что в судье действительно погиб великий актер. Возможно, он с юных лет мечтал о сцене, а родители заставили его учиться юриспруденции…