Читать книгу "Круговая подтяжка [= Экзотические птицы ] - Ирина Степановская"

– Юношеский максимализм, – отозвалась Тина. – Наверное, со временем пройдет. Но нехорошо, если у Алеши будут плохие отношения с женой отца.

Тина сказала это, а сама все-таки подумала: «Какое счастье, что Алеша ко мне вернулся! Если бы он остался с отцом и его новой женой, а я одна, не нужная никому, это было бы трудно пережить».

Тина попробовала приготовленный матерью бульон и улыбнулась:

– Я такой вкусноты еще ни разу в жизни не ела! И вообще, мама, знаешь, несмотря ни на что, я сейчас себя чувствую такой счастливой!

– Давай сюда чашку. – Мать украдкой вздохнула И подумала: «А я почувствую себя счастливой, когда придет окончательный ответ из патанатомии».

Ника Романова приехала в клинику уже к вечеру, точно в то время, которое ей назначил Азарцев. Сережа, привезший ее сюда, стоял рядом с ней и теребил конец ее тонкого сиреневого шарфа.

– Ну чего ты? Иди. Меня сегодня вечером прооперируют, а завтра утром уже домой привезут! – Ника волновалась: и опаздывать не хотелось, и Сережу жалко было отпускать.

– Я без тебя жить не смогу! – Сережа горячо прижал ее к себе.

– Да ведь расстаемся только на одну ночь! – Голос Ники тревожно звенел грудным смехом.

Холодная гипсовая Афродита снисходительно поглядывала на них с высоты своего тысячелетнего опыта. Топтался у входа озябший охранник. Темнели голубоватыми пятнами кустарники можжевельника на прижухлом газоне.

– Ну, я пошла! – Ника сунула растерянному Сереже свой сиреневый шарф и исчезла в дверях. Сережа попробовал протиснуться за ней. Охранник преградил ему вход:

– Иди давай, парень. На тебя пропуска не заказано.

Сережа пошел, но еще несколько раз оглядывался на таинственный особняк. В душе его шевелилось странное чувство. «Не надо было мне брать деньги, – думал он. – Ас другой стороны – в армию не пойду». «В армию не пойдешь, а в загс с Вероникой пойдешь?» – вопрошал изнутри чей-то противный вкрадчивый голос. «А что? И женюсь. Она вон что для меня сделала. И кто бы ни говорил, что она уродина, я ее люблю!»

Утренние операции уже были закончены, больных развезли по палатам. Азарцев в пижамных медицинских штанах сидел у себя в кабинете и с аппетитом ел. Он боялся сейчас встретиться с Юлией, поэтому и в буфетную не пошел. Врать он не любил, а если бы она сейчас спросила, кого он ждет и почему не едет домой, пришлось бы сказать ей про Веронику. А так он продумал свой план. Веронику он прооперирует вечером, утром сам отвезет домой, пока Юля не видит, и сам же будет ездить к ней на перевязки. Зато потом, когда девочка снова станет красавицей, он с гордостью сможет предъявить Юлии фотографии и объявить о новом направлении в клинике. Хирургическое лечение ожоговых рубцов даже не во всякой заграничной клинике в ходу.

Чтобы не накликать на себя Юлин гнев, он усилием воли заставил себя перестать думать о ней, как это рекомендуют психологи, и положил перед собой анатомический атлас. Суп был горячий, ему приходилось ждать или медленно дуть на ложку. Чтобы не капнуть на глянцевые страницы, Азарцев уселся боком и косящим глазом стал напоминать одну из своих любимых птиц. Однако избежать разговора с бывшей супругой оказалось невозможно. Обеспокоенная отсутствием Азарцева в буфетной, она стала искать его по всем помещениям.

– А ты почему тут сидишь в пижамных штанах? – удивилась Юлия, обнаружив Азарцева в кабинете, и глаза ее сузились, хищно высматривая добычу.

– Дай поесть, я есть хочу, – промычал Азарцев, делая вид, что не придает никакого значения ее вопросу, и демонстративно наклонился над тарелкой.

– Я думала, ты меня отвезешь, – сказала Юлия и приняла самый выигрышный вид.

– Поезжай сама. Я еще тут повожусь. – Азарцев с сожалением посмотрел, что тарелка пуста. – Эта больная с синими волосами капризничает. Что-то, говорит, плохо себя чувствует. С учетом всех ее жалоб и хронических болезней к ней надо быть повнимательнее. Я даже попросил остаться со мной анестезиолога. На всякий случай.

– А он зачем? – удивилась Юля.

– Мало ли что… – уклончиво ответил Азарцев. – Он может оказать помощь и как терапевт…

– А кто ему будет платить?

Азарцев сделал обиженное лицо.

– Да ладно, заплатишь из резервного фонда. Не могу же я после операций всю ночь тут один кувыркаться.

– Ну ладно. – Юля отправилась собираться домой. Проходя мимо операционной, она заметила, что там все еще горит свет.

– А вы здесь что делаете?

– Шовный материал разбираю. – Лидия Ивановна, любимая операционная сестра Азарцева, тоже ждала команды, чтобы начать готовить операционный стол и инструменты для новой операции. «Девочку с вами внепланово соперируем?» – попросил ее Азарцев. «Да, господи боже мой, с вами хоть девочек, хоть мальчиков…» – с готовностью ответила она.

Лидия Ивановна специально приезжала из города в операционные и предоперационные дни, потому что работала с Азарцевым уже почти пятнадцать лет и научилась понимать своего доктора с полуслова. Она почувствовала, что не следует откровенничать с Юлией. Бывшую жену Азарцева она знала тоже с давних времен и не любила ее.

– Вот, Владимир Сергеевич велел разобрать! – Лида показала подбородком на банки.

– К чему такая срочность? Следующие операционные дни еще не скоро. Идите домой, – милостливо разрешила Юлия.

– Мне директор велел разобрать – я и разбираю! Что же мне потом специально приезжать из города время тратить? – заворчала сестра.

– Ну, если директор велел… – Юлия вышла из комнаты. «Подожди, дорогая! Скоро вообще не будешь из города приезжать. Ты у нас не одна такая опытная на примете…»

Юлия с силой, совершенно не обязательной, хлопнула дверцей своего «Пежо» и поехала со двора. Настроение у нее было испорчено. Охранник задвинул за ней металлические ворота и с облегчением вздохнул. Весь персонал так вздыхал, когда Юлия Леонидовна покидала территорию клиники.

Юлия уехала, но работа продолжалась. Большой дом был не единственным освещенным местом на территории клиники. Светились окна и бывшей родительской дачи Азарцева – там уже несколько дней вовсю работал гинекологический блок. С таким именно названием эта структурная единица значилась во всех документах. Перед отъездом Юля зашла и туда.

В бывшей детской на двух белых медицинских кроватях расположились две девушки – темноволосая и блондинка. Первая беспрестанно разговаривала по телефону, вторая молча рассматривала картинки в иллюстрированном журнале. Больших животов у них не было, и они производили впечатление скорее не пациенток предродовой, чем по сути являлась эта комната, а скучающих дам в каком-нибудь санатории. Сходство с пансионатом усиливали белый шкаф для одежды, маленький телевизор на передвижной подставке и стеклянная ваза, правда, без цветов. Бывшая спальня родителей Азарцева была превращена в родовую. Над двумя специальными столами горели кварцевые лампы, было пусто. В бывшей кладовке, с высоко расположенным окном, скучала акушерка. А доктор, хороший приятель Юлии и Азарцева Борис Ливенсон, сидел сейчас на бывшей кухне и, помешивая ложечкой в чашке с кофе немецкий заменитель сахара, читал газету.