Читать книгу "Через реку - Джон Голсуорси"

– И это всё?

– Возможно, я прибавил, что наши отношения усложнились.

– И это всё?

– Помнится, я сказал ещё: "Пока что не представляю себе, чем всё это кончится".

– Готовы ли вы подтвердить под присягой, что не сказали: "Я, может быть, поручу вам установить за ней наблюдение".

– Готов.

– Готовы ли вы присягнуть, что не сказали вашим поверенным ничего, наводящего их на мысль о желательности для вас развода?

– Не могу отвечать за мысли, на которые навели их мои слова.

– Попрошу не отклоняться в сторону, сэр. Упомянули вы о разводе или нет?

– Не помню.

– Не помните? Сложилось или не сложилось у них мнение, что вы намерены начать дело?

– Не знаю. Я сказал им только, что наши отношения усложнились.

– Мы это уже слышали, и это не ответ на мой вопрос.

Динни увидела, как судья высунул голову.

– Мистер Инстон, истец показал, что не знает, какое мнение сложилось у его поверенных. Что ещё вы хотите услышать?

– Милорд, существо порученного мне дела, – я рад возможности кратко резюмировать его, – сводится к тому, что, как только истец так или иначе вынудил свою жену покинуть его, он решил развестись с ней и был готов схватиться за любой предлог, могущий послужить основанием для развода.

– Что ж, вам предоставлено право вызвать его поверенного.

– Ваша милость!..

Этот краткий возглас прозвучал так, словно адвокат собрался пожать плечами, но передумал и переложил этот жест на слова.

– Хорошо, продолжайте.

Динни со вздохом облегчения уловила заключительные нотки в голосе Инстона "не-заткнёшь-за пояс".

– Итак, хотя вы начали дело, основываясь только на сплетнях, и осложнили его, потребовав возмещения ущерба от человека, с которым не сказали и двух слов, вы пытаетесь внушить присяжным, что вы терпимый и благоразумный супруг, чьё единственное желание – вернуть жену обратно?

Динни в последний раз подняла глаза на лицо Корвена, скрытое под ещё более непроницаемой, чем обычно, маской.

– Я вовсе не намерен что-либо внушать присяжным.

– Очень хорошо!

За спиной девушки зашуршал шёлк мантии.

– Милорд, – произнёс неторопливый звучный голос, – поскольку мой коллега придаёт этому такое значение, я вызову поверенного истца.

"Очень молодой" Роджер, перегнувшись к Динни, шепнул:

– Дорнфорд приглашает вас всех позавтракать с ним…

Девушка почти ничего не ела: она испытывала нечто вроде тошноты. Такого ощущения не вызывало у неё ни дело Хьюберта, ни расследование смерти Ферза, хотя и то и другое стоили ей гораздо больших страхов и волнений. Она впервые столкнулась с той безмерной злобой, которая сопровождает тяжбу между частными лицами. Упорное стремление уличить противника в низости, злонамеренности, лживости, проявлявшееся в каждой реплике перекрёстного допроса, тяжело сказывалось на её нервах.

Когда они возвращались в суд, Дорнфорд заметил:

– Я знаю, каково вам сейчас. Но не забудьте, что процесс – своего рода игра: обе стороны подчиняются одинаковым правилам, а судья присматривает, чтобы они их не нарушали. Я много раз прикидывал, нельзя ли устроить всё это по-другому, но так ничего и не придумал.

– Посидев на таком процессе, перестаёшь верить, что в мире есть что-нибудь до конца чистое.

– А я вообще в этом сомневаюсь.

– Здесь даже Чеширский кот разучится улыбаться, – отозвалась Динни.

– Здесь не улыбаются, Динни. Эти слова следовало бы высечь над входом в суд.

То ли благодаря этому краткому разговору, то ли потому, что она уже притерпелась, Динни легче перенесла дневное заседание, целиком ушедшее на простой и перекрёстный допрос стюардессы и агентов частного сыска. К четырём часам допрос истца и свидетелей обвинения закончился, и "очень молодой" Роджер подмигнул Динни с таким видом, словно хотел сказать: "Сейчас суд удалится и я позволю себе взять понюшку".

XXX

Возвращаясь в такси на Саут-сквер, Клер долго молчала и, лишь когда машина поравнялась с Большим Бэном, вдруг заговорила:

– Подумать только, Динни! Он заглянул в автомобиль, когда мы спали! А может быть, он просто приврал?

– Будь это так, его показания были бы ещё убедительнее.

– Разумеется, я положила голову на плечо Тони. Как же иначе? Пусть попробуют сами поспать в двухместной машине.

– Удивляюсь, как он не разбудил вас своим фонарём.

– Вероятно, всё-таки будил. Я припоминаю, что несколько раз просыпалась как от толчка. Нет, глупей всего я вела себя в тот вечер, после кино и обеда, когда пригласила Тони зайти ко мне и чего-нибудь выпить. Мы были до того наивны, что даже не подумали о возможной слежке. В зале было много публики?

– Да. Завтра будет ещё больше.

– Ты видела Тони?

– Мельком.

– Напрасно я тебя не послушалась. Надо было предоставить события их течению. Эх, если бы я любила его!..

Динни промолчала.

В гостиной Флёр они застали тётю Эм. Она подплыла к Клер и уже открыла рот, но спохватилась, пристально взглянула на племянницу и ни с того ни с сего объявила:

– Всё едино! Ненавижу это выражение! От кого оно у меня? Динни, расскажи мне про судью. Он длинноносый?

– Нет. Но сидит он очень низко и всё время высовывает голову вперёд.

– Зачем?

– Я его не спрашивала, тётя.

Леди Монт повернулась к Флёр:

– Можно подать Клер обед в постель? Ступай, дорогая, прими хорошую ванну, ложись и не вставай до утра. Перед таким судьёй нужно выглядеть свежей. Флёр тебя проводит, а я поговорю с Динни.

Когда они ушли, леди Монт подошла к камину, где горели дрова:

– Утешь меня, Динни. Как в нашей семье могла случиться такая история? Это не к лицу никому из Черрелов, кроме разве твоего прадеда, но он ведь родился раньше королевы Виктории.

– Вы хотите сказать, что он был беспутным от природы?

– Да. Игрок. Любил удовольствия и компанию. Его жена мучилась с ним всю жизнь. Шотландка. Очень странно!

– В этом, наверно, и заключается причина того, что мы стали добропорядочными, – отозвалась Динни.

– В чём?

– В комбинации.

– Нет, скорее в деньгах, – возразила леди Монт. – Он их промотал.

– А их было много?

– Да. Его отец разбогател на хлебе.

– Нечестное богатство.