Читать книгу "Рыцарь Золотой Ладони - Надежда Первухина"

Смотрительница приготовила чай, густой и ароматный.

— А к чаю у меня пряники, — улыбнулась она.

— Тульские? — спросил Виталий.

— Есть и тульские. Но я хотела вас угостить более редкими образцами пряничного мастерства — пряниками из Тридевятого царства.

— Неужели такое в реальности существует?

— Конечно. У нас целая выставка посвящена Тридевятому царству. Замечательный мир! Завтра посмотрите.

Смотрительница вышла и вернулась с плетеной корзиночкой, в которой лежали пряники, распространявшие поистине аромат амброзии.

— Вот смотрите, на них даже надпись: «Подарок из Кутежа». Кутеж — столица Тридевятого царства. Потрясающий город. Я там как-то была по делам музея. И народ там очень гостеприимный, особенно сама царица — Руфина Порфирородная.

— Ой, — сказал Виталий и вздрогнул, словно ему в ногу впилась оса.

— Что случилось? — спросила Рита.

— Не знаю, как это получается, — быстро сказал Виталий, — но меня и Ладонь тянет к этим пряникам.

— В гастрономическом смысле?

— Нет, скорее в пространственно-географическом. Кажется, я понял, куда мы отправляемся дальше. Это Тридевятое царство.

— Подождите с перемещением, — посоветовала смотрительница. — Переместиться вы успеете, а вот нальют ли вам чаю в новом мире — это вопрос.

— Согласны.

Наши герои вволю напились чаю с пряниками из Тридевятого царства. А потом смотрительница отвела их спать.

Виталий спал, и сны его были странны. Ему снилась кошка, цветом шерсти напоминающая немытый апельсин. Кошка плакала и говорила, что, если не Виталий и его компания, погибнет их Тридевятое царство ни за грош.

Видимо, подобные сны снились каждому путешественнику, потому что с утра все выглядели довольно мрачно.

— Мы должны спешить, — сказал Виталий смотрительнице музея. — Похоже, в Тридевятом царстве нас заждались. Не уверен, что там мы найдем Вселенскую Тайну, но…

— Вы хотя бы позавтракайте, — уговорила их смотрительница. — Ведь неизвестно, когда вы снова окажетесь за столом. В Тридевятом царстве люди хлебосольные, но вдруг вы попадете в какой-нибудь лес. Или в поле. У нас есть картина Тридевятого царства, написанная художником Хорошишкиным — глухие леса да болота…

Путники не стали отказываться и плотно позавтракали. Потом смотрительница отвела их в музей и показала картину художника Хорошишкина. Действительно, сплошной лес.

— Ну ничего, — бодро вымолвил Чжуань-сюй. — Не пропадем.

И Виталий вытащил Ладонь.

Как всегда, процесса перемещения они не заметили. Открыли глаза и увидели, что стоят посреди глухого леса и что время здесь не утреннее, а что ни на есть сумеречное. Было прохладно, да еще комары обрадовались неожиданной поживе и принялись нападать без пардону.

— Разведем костер и переждем ночь здесь, в лесу, — сказала Марья. — Вы, мальчики, не против подежурить?

— А почему только мальчики? — удивилась принцесса Фэйянь. — Мы тоже будем дежурить. Неужели здесь, в этом жутком лесу, можно спать?

Все согласились, что спать здесь действительно жутко. Да и земля прохладная. Эх, сюда бы палатки из паутины паучка аванси-мбонси!

Есть и пить хотелось невыносимо, но путники решили терпеть. Еще не хватало разбрестись по лесу на ночь глядя!

Развели костер, он отогнал промозглую сырость. Стало уютнее.

— Давайте песни петь, — предложила Маша и первой затянула: «Пришла пора соборов кафед-ра-а-альных…»

— Нет, это неподходящая песня, слишком возвышенная. Пусть госпожа Фэйянь нам споет.

— Хорошо, — кивнула Фэйянь. — Я спою вам песню куртизанки, которая ждет письма от своего неверного возлюбленного.

Вчера письма ждала,

Сегодня жду письма.

Я верно, начала

Уже сходить с ума.

Я знаю — этих мук

Мои грехи страшней.

Я не ломаю рук

И не считаю дней.

Я просто молча жду

(За дверью ветер стих),

Как грешники в аду,

Чтоб помянули их.

Все, сколь ни будет зла,

Я вытерплю сама.

Вчера письма ждала.

Сегодня жду письма.

— Это очень грустная песня, — Сказала Марья. — Но в то же время и светлая. Интересно, дождется ли куртизанка слов приязни от своего неверного возлюбленного?

— Что касается автора этой песни, то она так и не дождалась письма от любимого и ушла в монастырь. Там она написала вот это стихотворение:

Не возлюбивший ни врага, ни друга,

Ни той, что нынче горько смотрит вслед,

Ты вспомни черный час, когда разлука

Тебе покажет, как же был ты слеп.

Тебе уже ни в чем не будет веры:

Жить — не играть.

Играть, увы, не жить.

И в этом сердце будут только ветры,

Дожди да огневые рубежи.

Ты б мог любить, но стоит ли?

И удаль Твоя верна и праведен твой гнев…

А что душа? Душа пойдет на убыль

И пропадет, ни разу не взлетев.

Ты выбирать свою дорогу волен,

Свою строку. Но помни в этот миг:

Не пожелавший ни любви, ни боли

Несовершенен на путях своих.

— Гневные стихи, — сказал Виталий. — Суровая это была куртизанка…

Послышался треск сучьев.

— Ой, — пискнула Рита. — А если это медведь?

— Справимся, — успокоил ее Виталий и на всякий случай приготовил небольшую шаровую молнию. Молния гудела и потрескивала в ладони.

На поляну выбрался никакой не медведь, а вполне обычный мужичок, которому можно было дать и пятьдесят лет и сто. Крепенький, в общем, по виду был мужичок. Одет он был в лапти с онучами, посконные штаны и пестрядинную рубаху.

— Вечер добрый! — немножко гнусаво поприветствовал мужичок. — Можно у вашего костерка погреться?

— Грейтесь, коли человек вы добрый, — несколько напряженно предложил Чжуань-сюй. — Только попотчевать нам вас нечем, сами сидим с пустыми животами.

— А это ничего, — отмахнулся старичок. — Я пощусь нынче.

— А что так?

Мужичок сел у костра, потер лысину и сказал:

— Дык ведь это… сказитель я. Истории разные придумываю и рассказываю. А когда придумываю, то пощусь, чтоб лучше придумывалось.