Читать книгу "Самый темный вечер в году - Дин Кунц"

— Хисскас, он не женился, но очень хотел ребенка. Официально — нет. Хотел нигде не зарегистрированного ребенка.

Краем глаза Пигги видит, как мать бросает взгляд на мужчину в дверном проеме.

— У Хисскаса был знакомый врач, который тоже не слишком чтил законы. Он принял бы роды на дому, ребенку не выписали бы свидетельство о рождении, и его появление на свет нигде бы не зарегистрировали.

Мать смеется, реагируя то ли на гримасу, то ли на какое-то движение мужчины в дверном проеме.

Пигги не поднимает головы.

— Вот я и позволила твоему папуле накачать меня, — продолжает мать.

Все это для Пигги ничего не значит. Но слушает она еще более внимательно.

— Если бы я родила девочку, Хисскас оставил бы ее себе. Если бы родила мальчика, он знал людей, которые хотели получить такую же игрушку, но другого пола, так что он мог отдать им мальчика, обменяв его на девочку.

Мужчина, который привалился к дверному косяку, присвистывает.

— Что холоднее сухого льда?

— Я, бэби, — отвечает ему мать.

Их слова не имеют смысла. Лед мокрый.

— У Хисскаса был второй дом, классное местечко, на самом берегу. Я бы там жила, каждый месяц получала чек на крупную сумму, делала, что хотела. А когда горничная приходила бы, чтобы прибраться в доме, она бы ничего не знала о секретном подвале.

Пигги не понимает, что сейчас говорит мать, но она знает наверняка, понятия не имея, откуда она это знает, что ей никак нельзя смотреть в глаза матери, потому что в них — страшнота, какой она еще никогда не видела.

— А потом, Пигги, ты выскочила из меня, глупая, маленькая толстомордая свинка Пигги, и наша сделка не состоялась. Хисскас не хотел, чтобы в его секретном подвале сидела маленькая свинка Пигги, даже если при этом я осталась бы с ним, потому что с самого начала он хотел не меня.

— Шантаж? — спрашивает мужчина в дверном проеме.

— Вот почему я оставила при себе эту сучку, — говорит мать. — Я попыталась разыграть эту карту. Но доказательств у меня не было, а ума ему хватало. Он попытался откупиться от меня мелочевкой, я деньги брала, с год досаждала ему… а потом выяснилось, что он знал, как можно ударить в ответ.

— А почему тогда она не закончила свой путь в мусорном контейнере?

— К тому времени, — говорит мать, — я думала, что старушка Пигги у меня в большом долгу, и мне хотелось получить положенное.

Мать берет со стола нож.

— Пигги приносила мне неплохие проценты, но пришло время вернуть основной капитал.

Мать встает из-за стола.

— Пигги, мой парень и я только что связали свои жизни, — она поворачивается к мужчине. —

Теперь, когда ты знаешь все, скажи, я для тебя слишком ужасна?

— Отнюдь, — качает он головой.

— То есть ты достаточно ужасен для меня?

— Я стараюсь.

Она смеется. У матери приятный смех.

Иногда, что бы ни происходило, от смеха матери хочется улыбаться. Но не теперь.

Они уходят и запирают дверь.

Пигги остается одна.

Она не знает, что все это означает. Но, что бы ни означало, наверняка ничего хорошего.

Она кладет на стол ножницы.

— Эй, Медведь, — говорит она, как будто Медведь всегда с ней, но он не отвечает.

Мать и мужчина уходят, разговаривая, голоса стихают. Какое-то время их не будет, чем-то они будут заниматься, Пигги не знает, чем именно, но будут.

Когда мать вернется, нож будет при ней. Теперь нож всегда будет при ней. Пока она им не воспользуется.

«Все получится, как ты хочешь, нужно только в это сильно верить».

Так говорил Медведь. И Медведь знал многое. Не был таким тупым, как Пигги. Но Медведь умер.

ЧАСТЬ 3

Лесная глубь прекрасна и темна, Но много дел набралось у меня, И миль немало впереди до сна, И миль немало впереди до сна.

Роберт Фрост

Остановившись снежным вечером в лесу.

Глава 51

Поднявшись первой, без четверти шесть, Эми приняла душ и оделась. Покормила Никки и повела ее на прогулку, пока Брайан готовился к новому дню.

На заре солнце не появилось. Серые, словно выпачканные в грязи облака закрыли небо.

В прибрежном парке кроны огромных пальм едва шевелились, когда с океана налетал ленивый ветерок. Бесцветные волны, словно раненные, с трудом выползали на берег и умирали на песке, разрисованном полосами гниющих водорослей.

Если ты веришь, что жизнь имеет значение, и можешь уловить некую упорядоченность, которая подразумевает наличие общего замысла, ты сам начинаешь искать знаки, вместо того чтобы ждать, что их ниспошлют тебе. И знаков этих вроде бы великое множество: вырвавшееся из-под контроля воображение находит их где только можно.

После телефонного звонка от сестры Хасинты Эми не доверяла себе, какое-то время не могла отличить истинное от воображаемого, определенное от сомнительного. Совпадение клички собаки, ее поведение, история со шлепанцами, упоминание Терезой ветра и колокольчиков… все это было очень уж необычным, но не являлось однозначным доказательством вмешательства внеземных сил. А вот телефонный звонок от умершей монахини выводил ситуацию на более высокий, просто фантастический уровень, и у Эми не могло не возникнуть желания увидеть важные послания во всем, что открывалось ее глазам.

Шебуршание привлекло ее взгляд к крысе, которая поднялась по стволу большой финиковой пальмы и скрылась в желтом венчике сложившихся засохших листьев под зеленой кроной.

Крыса — символ мерзости, разложения, смерти.

На дорожке лежал большой черный жук, на спине, с застывшими в воздухе лапками. Муравьи энергично выедали его внутренности.

Около мусорного бачка с откинутой крышкой (она едва держалась на одной петле, которая поскрипывала при малейшем дуновении ветра) лежала бутылка из-под острого соуса с черепом и костями на этикетке.

С другой стороны, три белых голубя пролетели по небу, семь центов лежали по периметру фонтанчика питьевой воды, а на скамейке кто-то оставил книгу в обложке с названием «ТВОЕ СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ».

Эми решила довериться инстинктам Никки. Собака все обнюхивала, нигде не задерживалась, не выказывала никакой настороженности. И, беря пример с золотистого ретривера, Эми уже не столь возбужденно реагировала на каждый встреченный ею предмет или тень, а потом и вовсе отказалась от их толкования.

Собственно, ее резко качнуло к скептицизму, и она уже начала сомневаться, что действительно говорила по телефону с сестрой Хасинтой. Может, ей все приснилось?