Читать книгу "Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк - Элизабет Гуслан"

Но, кроме сливок общества, словно сошедших со страниц «Справочника видных деятелей», стоило учитывать также покупателей, делавших заказы. В большинстве случаев заказы делались задолго до показа, встречи назначались секретарями клиенток за месяц до дефиле, имейлы летали постоянно между Пекином, Москвой, Бомбеем, Дубаем, Нью-Йорком и Парижем. В течение двух дней после шоу сотни богатых клиенток заполняли салоны на улице Сен-Мартен. Во время показа они, словно усердные школьницы, старательно отмечали галочками заказанные наряды, безошибочно находя их среди пятидесяти указанных моделей одежды. Далее все происходило как в детской игре. Примерка, переделка, подгонка по фигуре, доработка мелких деталей, магия работы на заказ… Саудовские дамы с закрытым лицом превращались в моделей Готье, и через месяц к ним во дворец доставляли восхитительный наряд шестнадцатого размера под названием «Дама в красном», тренчкот из ярко-красной крокодиловой кожи с поясом со стразами. Довольно часто заказ не ограничивался одним плащом, и в страну тысячи и одной ночи отправлялись около дюжины новых нарядов. Вот почему дни примерок после шоу оказывались важнейшим временем, от которого зависело процветание модного дома.

Но сначала само шоу! Несмотря на усиливавшуюся в зале духоту и на то, что, как обычно, начало задерживалось, модники благостно болтают и пересмеиваются. За кулисами отрывистый рэп Эминема усугубляет общую нервозность. Неожиданно выяснилось, что нужно послать в ателье на доработку одно из платьев. Техника барахлила. Время вдруг превратилось в хитрого врага. Для борьбы со стрессом у девочек имеются свои средства: mp3-плееры, смартфоны с сенсорными дисплеями – с ними управлялась левая рука, пока на правой делали маникюр. Чтение тоже помогало сосредоточиться: вот китайская красавица склонилась над русским романом. Но между собой девушки не общаются. Здесь царит странное равнодушие, одно из правил выживания в этой профессии, возникшее, вероятно, из-за борьбы за первенство на подиуме. В этом шелестящем оборками КГБ ревностно следили за любой утечкой информации. В разговоре модели используют сложную систему кодированных знаков и звуков. Мария, светловолосая москвичка с голубыми глазами, разговорилась, чтобы убить время, но она очень осторожна, взвешивает каждое слово, оценивая любую, самую невинную фразу. «Я уже шестой раз участвую в его дефиле, – негромко рассказывает она по-английски, твердо произнося “r”. – Шоу всегда очень интересные, театральные, грандиозные – обожаю! К тому же Жан-Поль Готье очень внимательный, всегда относится ко всем по-человечески. На примерках он всегда следит, чтобы нам было удобно в одежде. Среди модельеров такая любезность довольно редкая вещь».

У Марии свежее, наивное лицо украинской крестьянки, но чуть позже она полностью преображается стараниями изобретательного стилиста Тома Пешо. Через час ее уже невозможно узнать, она кажется одновременно райской птичкой и кибернимфой. Два больших розовых пера служат продолжением бровей, лицо выбелено как у гейши, рубиновые губы похожи на маленькую раздавленную клубнику. Но Жан-Полю не нравится. Он жестами показывает Одиль Жильбер, какую прическу нужно сделать. «Хорошо! – восклицает эксперт. – Ты не хочешь хохолок. Ты хочешь шарик!» Прическа тут же переделывается. Лицом Марии занимаются один за другим несколько стилистов, оно становится все более эфемерным, абстрактным, как рисунок птичьей головки на рыцарском гербе. На подиуме она появляется уже в том образе, который и задумывался модельером: пугливая непосредственность ошеломительной женщины-птицы. Этой зимой Готье решил всех посадить в клетки. Никто не сможет ускользнуть из его великолепного вольера. Даже невеста вышла на подиум в очаровательной смирительной рубашке из белой органзы. Здесь угадывалась явная метафора, тема любви-тюрьмы, тема супружества как тяжкой несвободы, заманивания объекта желания в клетку. Но это его не смущало. Его собственное объяснение было гораздо поэтичнее, в стиле сюрреалистов и Бретона: «Эта тема напрямую связана с моими размышлениями о строении тела. Клетка – это основная структура. Это ширма между тем, что открыто глазу, и тем, что от нас скрыто. Эйфелева башня, например, это не что иное, как клетка, которая позволяет почувствовать Париж».

А в башне Готье, на шестом этаже ателье, на столах, расставленных в шахматном порядке, навалены металлические сетки, корсажи, выкройки, лекала, катушки флуоресцентных ниток, шелковые и атласные болеро… Спустя несколько часов руки швей превратят эти лохмотья Арлекина в феерическую модную коллекцию. Мадемуазель Мирей, старшая портниха, волнуется. Цвет розового платья-клетки слишком яркий, она бы использовала что-то пастельное, приглушенное… Мирей сомневается во всем, она почти по-медицински дотошна, и Жан-Поль ей полностью доверяет. Иногда клиентками занималась только она, отправляясь одна на край света. Подчеркнуто любезное обращение друг к другу и куртуазная манера разговора между двумя профессионалами напоминают сцену из пьесы Лабиша.

– Вы, безусловно, правы, мадемуазель Мирей, этот цвет не очень подходит, – говорит Жан-Поль, находясь уже почти на грани нервного срыва.

– Не беспокойтесь, господин Готье, оттенок можно смягчить позументом, – спокойно отвечает «терапевт».

Точные жесты, пальцы феи, сухое пощелкивание ножниц, приглушенная речь… И вот вдруг, словно по волшебству, отдельные части соединяются в роскошный костюм, нечто среднее между нарядами танцовщиц кабаре «Crazy Horse» и роскошными одеждами, которые можно увидеть на восточном базаре. Павлиньи перья, вставки из кожи ящерицы, кринолины фисташкового и клубничного цвета, ботинки «Маноло Бланик», жемчуг и стразы… Новорожденный срочно отправляется на вешалку в неизменных пеленках – пластиковом чехле. Пуповина перерезана. Порядок наведен, все учтено, все упаковано: можно сказать, что команда новорожденных готова к первому выходу в свет.

Уже пятьдесят минут опоздания… За кулисами Жан-Поль метался из угла в угол. Он больше не давал интервью. К тому же журналисты, разного рода обозреватели и те, кто занимался моделями, постепенно исчезли. Наступило время грандиозного шоу. Красавицы облачились в свои великолепные птичьи одежды. Жан-Поль, сосредоточенный и молчаливый, встал позади подиума на свой наблюдательный пункт, чтобы ни на секунду не покидать его до конца дефиле. Нужно было подняться на два пролета вверх по шаткой узкой лестнице со стертыми ступенями, которая вела к свету прожекторов и по которой с 2004 года прошло уже множество ног. Красный линолеум местами стерся до белесоватой основы, храня сочувственную память об осторожных шагах всех девушек, которые карабкались по этой лестнице на шпильках. В зале уже без остановки шелестели веера. Зрители были в нетерпении. И вдруг наступила тишина. Потом – свет и оглушительные аплодисменты. Дефиле начинается в сопровождении музыки диджея Тьерри Планелля, комбинирущего рэп, оперу, музыкальную комедию, техно… Девушки-колибри выпорхнули на подиум, сверкая павлиньими перьями в свете ржаво-красных, ярко-синих, бананово-желтых лучей. Маленькие головки этих горлиц изящно покачивались, словно они считали восхищенные взгляды; публика негромко щебетала, и весь птичий двор в зале был покорен анималистической пантомимой. Дрессировщик жар-птиц снова нашел путь к триумфу.

Человек, лишенный тщеславия

Хотеть быть современным уже значит отставать от своего времени.