Читать книгу "О Китае - Генри Киссинджер"

Однако такой прозаичный подход быстро столкнулся с видением Мао Цзэдуна перманентной революции. В течение нескольких месяцев Мао предложил другой путь к политическому очищению: коммунистическая партия Китая развернет дискуссию и критику своих методов, откроет интеллектуальную и художественную жизнь в Китае, чтобы «расцветали сто цветов и соперничали сто школ». Выдвигая новый призыв, Мао Цзэдун четко руководствовался соображением развернуть дебаты. Кампания «ста цветов» объяснялась двумя мотивами: либо действительно как искренний призыв к партии покончить со своей бюрократической изоляцией и выслушать напрямую мнение народа, либо как некая хитроумная ловушка, поставленная с целью заставить противников выговориться и тем самым выдать себя. Какими бы ни были настоящие причины, народная критика быстро вышла за рамки предполагаемых тактических корректировок и вылилась в критику коммунистической системы. Учащиеся создали «стену демократии» в Пекине. Критики выступали против злоупотреблений властью местными чиновниками и лишений, возникших из-за проведения экономической политики советского образца; некоторые сравнивали первое десятилетие коммунистической власти с гоминьдановским периодом, предшествовавшим ему, не в пользу первой[281].

Какими бы ни были первоначальные намерения, Мао Цзэдун никогда не терпел вызова своей власти в течение долгого времени. Он резко изменил направление курса и оправдал это с точки зрения диалектического подхода. Движение «ста цветов» трансформировали в «кампанию борьбы с правыми», чтобы покончить с теми, кто неправильно истолковал пределы изначального приглашения к дискуссиям. Массовая чистка привела к арестам, отправке на перевоспитание или внутренней ссылке тысяч представителей интеллигенции. В конце этого процесса Мао вновь оказался бесспорным лидером, очистившим поле от критиков в его адрес. Он использовал свое превосходство для ускорения перманентной революции, превращая ее в «большой скачок».

Совещание представителей коммунистических и рабочих партий социалистических стран 1957 года услышало пророческий призыв Мао Цзэдуна относительно китайского экономического развития. В ответ на предсказание Хрущева о том, что Советский Союз обгонит Соединенные Штаты в экономическом плане через 15 лет, Мао выступил экспромтом, объявив, что Китай обгонит Великобританию по производству стали за этот же период[282].

Сообщение Мао вскоре приобрело статус директивы. Пятнадцатилетняя цель выплавки стали — несколько сокращенная впоследствии, в ряде спонтанных замечаний, доведенная до трех лет[283], — сопровождалась серией таких же амбициозных целей в сельском хозяйстве. Мао Цзэдун готовился к переводу перманентной революции в Китае в более активную фазу и хотел поставить китайский народ перед одним из самых глупейших вызовов, когда-либо перед ним стоявших.

Как и многие другие затеи Мао Цзэдуна, «большой скачок» объединял в себе некоторые аспекты экономической политики, идеологической экзальтированности и внешней политики. Для Мао это были не совсем ясные сферы деятельности, скорее это были взаимосвязанные составляющие большого проекта, называемого китайской революцией[284].

В его буквальном смысле «большой скачок» был нацелен на проведение широкомасштабных идей Мао Цзэдуна о промышленном и сельскохозяйственном развитии. Большая часть остававшейся частной собственности в Китае и индивидуального предпринимательства была уничтожена по мере преобразования страны в «народные коммуны», собравшие воедино собственность, пищу, рабочую силу. Крестьян собрали в большие производственные бригады полувоенного образца для осуществления проектов массовых общественных работ, часто носящих временный характер.

Эти проекты имели как международную, так и внутреннюю подоплеку — особенно в связи с конфликтом с Москвой. Если «большой скачок» окажется удачным, это ударит по предписаниям Москвы о постепенном осуществлении преобразований и позволит со всем основанием перенести коммунистический идеологический центр в Китай. Когда Хрущев посетил Пекин в 1958 году, Мао Цзэдун подчеркивал — Китай построит полный коммунизм раньше Советского Союза, поскольку Советский Союз выбрал медленный, более забюрократизированный и менее вдохновляющий путь развития. Советское ухо резало столь шокирующее идеологическое инакомыслие.

Не один раз Мао Цзэдун ставил цели, так далеко отстоящие от реальной действительности, что даже китайский народ не чувствовал себя уверенным в возможности их достижения. Цели, выдвинутые во время «большого скачка» в плане производства, были чрезмерно завышенными, а перспектива быть зачисленным в число отступников или не добиться этих результатов была так ужасна, что заставляла местных кадровых работников фальсифицировать цифры и производственные показатели и докладывать в Пекин дутые итоговые данные. Принимая полученные данные за реальные, Пекин продолжал экспорт зерна в Советский Союз в обмен на тяжелую промышленность и вооружения. Катастрофа усложнилась еще и от того, что поставленные Мао Цзэдуном цели по производству стали выполнялись в буквальном смысле этого слова, из-за чего поощрялась плавка годных орудий труда в качестве металлолома, лишь бы выполнить требуемые показатели. И все же законы природы и экономики нельзя отменить, расчеты в период «большого скачка» были весьма примитивными. С 1959 по 1962 год Китай пережил такой жуткий голод, каких никогда не знала история человечества: голод привел к смерти 20 миллионов человек[285]. Мао Цзэдун вновь призвал китайский народ передвинуть горы, но на сей раз горы не сдвинулись с места.

Пограничный спор в Гималаях и китайско-индийская война 1962 года

К 1962 году, более чем через 10 лет после образования Китайской Народной Республики, Китай воевал против Соединенных Штатов в Корее и участвовал в двух военных столкновениях по поводу прибрежных островов Тайваня, где были задействованы и Соединенные Штаты. Власть Китая после повторной оккупации Синьцзяна и Тибета восстановилась в пределах исторических границ императорского Китая (за исключением Монголии и Тайваня). Голод, вызванный «большим скачком», только-только преодолели. Тем не менее Мао не побоялся еще одного военного конфликта, когда посчитал, что Индия бросает вызов китайскому определению понятия исторических границ.