Читать книгу "Зло - Виктория Шваб"

Единственное отличие между копией и оригиналом состояло в том, что копия не была перечеркнута крест-накрест. Сейчас Эли уже знал, что она здесь, живая. Ей хотелось думать, что Эли стало тошно, когда он услышал, как труп Барри снова вошел в банк, когда он сложил все кусочки мозаики и понял, что это ее рук дело, что несколько выстрелов, направленных в лес, не равняются мертвой девочке. Может, ей должно было быть неприятно видеть собственные данные в папке с мертвыми ЭО… и сначала это так и было, но потом потрясение прошло, а присутствие этих данных в цифровой мусорной корзине говорило, что они ее недооценили, посчитали мертвой. И сама мысль о том, что она жива, вызывала у нее улыбку.

– Ты чего ухмыляешься?

Сидни подняла голову. Митч только что вышел из душа, повесив полотенце на шею. Она даже не заметила, как время пролетело. Это случалось с ней чаще, чем хотелось признать. Один раз моргнешь – и солнце уже стоит в другом месте, или телепередача закончилась, или кто-то завершает разговор, начало которого она пропустила.

– Надеюсь, что Виктор сделает ему больно, – проговорила она жизнерадостно. – Очень больно.

– Господи! Всего три дня прошло, а ты уже говоришь точь-в-точь как он. – Митч рухнул в кресло и провел рукой по бритой макушке. – Послушай, Сидни, ты кое-что должна понять насчет Виктора…

– Он – не плохой человек, – прервала она.

– В этой игре хороших людей нет, – сказал Митч.

Сидни не интересовало хорошее. Она вообще не знала, верит ли в него.

– Я не боюсь Виктора.

– Знаю.

Почему-то он произнес это печально.

XVIII

Пять лет назад

Тюрьма «Райтон»

Когда Митчелл попал в тюрьму в третий раз, проклятие последовало за ним.

Куда бы он ни пошел, что бы он ни делал (или вообще бездействовал), люди умирали. Два его сокамерника погибли от рук других людей, один сокамерник сам себя убил, еще один друг рухнул во дворе во время прогулки. Так что в тот день, когда в камере появился подтянутый и аккуратный Виктор Вейл, казавшийся особенно бледным в темно-серой тюремной робе, он решил, что этот парень пропащий. Наверное, сел за отмывание денег или за финансовую пирамиду. Что-то достаточно серьезное, чтобы влиятельные люди разозлились и отправили его в тюрьму строгого режима, но настолько безобидное, что он казался здесь совершенно неуместным. Митчу следовало бы Виктора сразу списать, но, все еще переживая из-за смерти очередного сокамерника, он принял решение не дать ему умереть.

Он думал, что это будет очень непросто.

Виктор не разговаривал с Митчем три дня. Надо признать, что и Митч с Виктором не разговаривал. Что-то в его сокамернике было такое – что-то неопределенное, но неприятное на примитивном, инстинктивном уровне: он поймал себя на том, что чуть отстраняется, если Виктор подходит ближе. Другие заключенные тоже так делали – в тех редких случаях в ту первую неделю, когда Виктор оказывался в их обществе. Однако, несмотря на неприятные ощущения, Митч ходил за ним следом, вставал сбоку – постоянно высматривал нападающего, угрозу. Насколько Митч мог судить, проклятие было жестко привязано к его нахождению рядом с людьми. Когда он оказывался поблизости, с ними что-то случалось. Тем не менее ему никак не удавалось определить, когда близость становится слишком близкой, насколько тесным должен быть контакт, чтобы грозить смертью, и он решил, что, возможно, если в кои-то веки его близость сможет спасти человека, а не каким-то образом его отметить… может быть, ему удастся снять проклятие?

Виктор не спрашивал, почему он держится рядом, но и не просил этого не делать.

Митч знал, что нападение состоится. Так всегда было. Так старожилы испытывали новичков. Иногда все было не так уж плохо: несколько ударов кулаком, синяки и ссадины. Но в других случаях, когда люди жаждали крови или держали на кого-то зуб, или просто день выдавался поганый, – все могло пойти вразнос.

Он ходил за Виктором в гостиную, во двор, в столовую. За ленчем Митч садился по одну сторону стола, а Виктор, сидя напротив, ковырялся в тарелке – и при этом Митч не переставал следить за помещением. Виктор не отрывал глаз от своей порции. Но на еду он тоже не смотрел, на самом-то деле. Его взгляд был не сфокусированным, словно он находился где-то не здесь, не интересовался клеткой вокруг себя и чудовищами в ней.

Как хищник – внезапно понял Митч. Он просмотрел достаточно фильмов о природе в телевизоре в гостиной, чтобы знать: у тех животных, которые служат добычей, глаза расположены по бокам головы, и они постоянно начеку, а у хищников глаза поставлены близко и смотрят вперед, без страха. Несмотря на то что Виктор был вдвое меньше почти любого заключенного и, судя по виду, никогда даже не участвовал в драке, не говоря уже о том, чтобы выйти из нее победителем, все в нем напоминало хищника.

И Митч впервые задумался о том, нужна ли защита Виктору.

XIX

За четыре с половиной часа до полуночи

Окраины Мирита

Закери Флинч жил один.

Это Серена определила, даже с ним не встречаясь. Двор перед домом зарос сорняками, у машины на мощенной гравием дорожке перед домом было две запаски, сетчатая дверь разорвана, а веревку, привязанную к полуживому дереву, перегрыз кто-то, кто был на нее посажен. Какой бы ни была его способность (если он вообще был ЭО), она явно не приносила ему денег. Серена нахмурилась, вспоминая прочитанные сведения об этом человеке. Вся страница с данными выглядела безобидной, если не считать инверсии (Эли называл это «принципом перерождения») – резкого изменения личности. Такое изменение необязательно было положительным или даже добровольным, но всегда было очень заметным, а эта графа у Флинча была отмечена крупной галочкой. После травмы все в его жизни изменилось. И это были не мелкие перемены, а решительный переворот. Из женатого мужчины с тремя детьми он превратился в разведенного безработного под судебным запретом на встречи. То, что он выжил – а вернее, вернулся к жизни, – должно было бы стать поводом для радости, праздника. Вместо этого все от него разбежались. Или, возможно, он их оттолкнул. Закери побывал у множества психиатров, ему прописали нейролептики – но, судя по состоянию двора, это ему не особо помогло.

Серена постучала, гадая, что могло настолько напугать человека, чтобы он, победив саму смерть, сумел сохранить себе жизнь, но так ее испортить.

Дверь не открыли. Солнце село за горизонт, и при выдохе у Серены вырывались облачка пара изо рта. Она снова постучала. Из дома доносились звуки работающего телевизора. Эли вздохнул и привалился спиной к облупившейся стене рядом с дверью.

– Эй! – крикнула она. – Мистер Флинч! Вы не могли бы открыть дверь?

Тут она услышала шаркающие шаги, и через несколько секунд в дверях появился Флинч в старой тенниске и джинсах. Обе вещи были ему великоваты, создавая впечатление, будто он усох с тех пор, как их надел. За его спиной она успела разглядеть журнальный столик, заставленный пустыми банками. Рядом на полу громоздились коробки из-под еды на вынос.