Читать книгу "Жратва - Александр Левинтов"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Сладко и жирно». Сахар кладут там, где надо его класть, столько, что кишки слипаются. А там, где нужно нечто жирное, то уж оно подлинно жирное до маслянистости. При этом сказать, что кубинец не умеет готовить или готовит наспех, нельзя, хотя у нас конечно же очень превратное представление о кубинской кухне, обрезанной карточной системой сильнее, чем чем-либо другим. Можно только удивляться, как это кубинцы еще сохранили некоторый интерес к овощам, тропическим плодам и фруктам в условиях так долго развивающегося социализма.
Я никогда не забуду, как в течение двух месяцев так ни разу и не попробовал бананов, хотя это был самый сезон бананов, а один раз за эти два месяца мне достался фунт картошки, да и то советской.
Корейскую кухню я осваивал на Дальнем Востоке. Конечно, там все перченое, и если что и возьмешь в рот, то в очень небольших дозах. Чунчу, например, за ее запах и остроту держать в холодильнике просто не рекомендую — все зачунчится. Основная же цель корейской кухни — есть для продолжения рода, и все готовится и подается именно с этим смыслом: чтобы мужчина повышал свои потенции, женщина — свою детород-ность. И это так нелепо выглядит на Дальнем Востоке нашей страны, где еда сопровождается непомерным питием, и бедные женщины могут только лицезреть возросшие потенции своих в стельку пьяных и храпящих мужей.
В Испании еда — для общения. Испанцы практически едят раз в сутки. Я бы даже не сказал, что они делают это вечером — они это делают ночью. Ну, начинают вечером, а кончают глубокой ночью…
Как-то мы возвращались в Барселоне из гостей. Было около двух часов ночи. До того съедено уже невероятное количество всего, и все достаточно вкусное. Ну вот, мы в два часа едем по Рамбле, и эта шикарная улица забита народом, а наш гостеприимный хозяин приглашает нас в кабачок: «Давайте забежим на десять минут». Когда мы подъехали к этому кабачку, я понял, что мы только входить будем десять минут. Он гудел и шумел от народа, был переполнен и источал самые невероятные ароматы дружеских бесед.
Всего один принцип — каждому свое, остальным ничего.
Если ничего не делать, сделается само.
Интеллигентное изобилие. Не знаю, стоит ли этим гордиться, но рижане, истые рижане, гордятся тем, что они на треть латыши, на треть евреи, на треть — русские, поэтому они по-интеллигентски — граждане мира, и их пища — это сама европеоидность. Выдает же их лишь изобилие, явно не европейского толка.
«Молодое и зеленое»: мясо должно быть молодым, зелень должна быть зеленой. Вино должно быть молодым и зеленым, сыр должен быть молодым и зеленым. Едок тоже должен быть молодым и зеленым. И кинжал, которым пронзит его приятель или неприятель, тоже должен быть молодым и зелен, потому что старым кинжалом, порыжевшим от крови, уже не убивают. Этот кинжал должен висеть на почетном месте над трапезой, молодой и зеленой.
Восток — дело тонкое, поэтому здесь едят горячее по жаре. Это, говорят, освежает и охлаждает. Не знаю. Я знаю только, что это здорово проносит. Я несколько раз бывал в Средней Азии и помню только это: как чего их поешь, так ищи траншею…
Горящий аромат в горсточке. Едоков так много, а еды так мало. Поэтому она должна быть горящей и очень ароматной. Когда читаешь Бхагаватгиту, там описывается все такое ароматное, свежайшее, маслянистое. Мне понравился один закон индийской кухни, который мы, при наличии наших холодильников, ну, никак не можем соблюсти. Звучит он так: темные, невежественные и страстные люди едят вчерашнюю пищу. Пища не должна переживать ночи, считают индусы, и в этом, по-видимому, правда.
Мясо, мясо, мясо — а танго — аргентинцам…
Если говорить про австралийских аборигенов, а не про австралийцев европейского толка, всяких там англичан, поляков, русских, евреев и тому подобном, то смысл аборигено-австралийской кухни заключается в лозунге: «Не готовь и не заготавливай. Оно само приползет, вылупится, вылезет или шмякнется».
Самое неистребимое и страшное в молдавской кухне — мамалыга: не то пюре, не то каша ядовито-желтого цвета и совершенно несъедобная. Ею можно заклеивать окна, конопатить избы. Можно тарелку перевернуть, и ничего с этой кашей не случится, не отвалится.
Молдаванам хоть ненадолго завести бы у себя ма-а-аленького Никиту Сергеевича Хрущева, чтобы он наконец извел у них эту кукурузу под корень.
А все остальное вполне съедобно — что мясное, что овощное, что фруктовое. Очень неплохая кухня, в меру острая, в меру жирная, и единственное, что не в меру, — обильная.
Пожалуй, самая оригинальная страна. Не только кофе славит Закарпатье. Какие были шпикачки в Мукачеве на Зеленом рынке!.. Ооох, какие были шпикачки… А какие были колбаски в Виноградовском районе!.. А Тячевский район со своими бесконечными шашлыками, а какие в Закарпатье вообще шашлыки, ни на что не похожие, но необычайно сочные, ароматные, маленькие, но вкусные!.. Они делаются из молодой свининки, с лучком и густо обливаются уксусом. Ничего общего не имеет это блюдо с кавказским шашлыком.
Говорю и захлебываюсь, не думайте, что слезами, хуже… В Межгорье, на перевале, в ресторанчике при дороге, представляющем собой каре, где по периметру под навесами разбросаны столики, с лианками, «Променистым», береговским чистейшим вином; шустрые официанты разносят мясо, жареное в кляре, с острым перчиком и брынзой, с виноградом. Ты запиваешь это необыкновенной минералкой. Знаешь, что на кухне чех колдует еще над чем-то, уже кондитерским, а венгерский цыган или цыганский венгр пиликает у тебя над душой на своей плакучей скрипочке нечто такое невыразимое или, наоборот, виртуозное…
А еще закарпатская кухня славится одним шикарным блюдом, которое им заменяет баню. Когда мы заболеваем, то идем в баню, там паримся и выпариваем из себя с потом хворь. У закарпатцев с этим делом туго, зато есть горький стручковый перец. Вот закарпатец садится в тенек, берет графинчик фрича (фрич — это смесь сухого белого вина с минералкой), берет кусок брынзы и этот перчик и тихо заминает стакан за стаканом брынзой и перчиком и щупает свою макушку. Как только макушка прогрелась и стала потеть — значит хворь уходит, значит можно доесть вот этот перчик и допить вот этот стакан фрича, собрать крошки от брынзы, вставать из тенька и идти в раскаленный горячий мир бодрым, здоровым и слегка задумчивым: «А не принять ли фричу еще?»
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Жратва - Александр Левинтов», после закрытия браузера.
