Читать книгу "Путешествие за счастьем. Почтовые открытки из Греции - Виктория Хислоп"

Антигона после этого еще несколько раз ходила послушать отца Минаса и брала с собой альбом. Пока священник читал проповедь, она тайно рисовала его, пытаясь передать экспрессию лица и рук.

Над тем портретом художница работала много недель. Она могла бы нарисовать его тысячу раз, эти выразительные черты не могли ей надоесть. В окончательной версии на полотне Антигона передала мгновение, когда священник соединял ладони то ли в молитве, то ли в хлопке. Выглядело это двусмысленно.

Следующим объектом ее пристального внимания стал директор школы. Теодорос Сотириу много лет учительствовал в средней школе, и среди его учеников был сам Кристос. «Не имеет значения, висят у него на стене изречения Платона или нет. У него самого в голове ни крупицы мудрости. И, кроме того, он подает дурной пример детям».

Муж Антигоны никогда не объяснял ей, что он имеет в виду, и за недели сумбурной подготовки к его отъезду они больше не возвращались к этой теме.

Школа находилась на той же улице, что и дом семьи Вандис. Антигона каждый день проходила мимо и через вестибюль видела внутренний двор, где играли десятки детей. Оттуда доносился смех, и его эхо звенело, отскакивая от стен. Школа не казалась местом, где дети чувствовали себя несчастными. Молодая женщина часто встречала директора, и он всегда весело махал ей. Он был красивым мужчиной, с аккуратно подстриженными усами и тщательно уложенными седыми волосами, что свидетельствовало о регулярных походах к парикмахеру. Директор неизменно носил костюм-тройку и держал книгу в руке, даже когда ехал на велосипеде домой.

© Ivan Smuk/Shutterstock (рамка)

Как-то раз он вышел из дверей школы в тот момент, когда мимо проходила Антигона.

— Добрый день, кирия Вандис, — приветствовал он ее. — Когда вы ждете возвращения мужа?

— Осенью — точнее не могу сказать, — ответила она. — Он еще далеко.

— Если захотите что-нибудь почитать, приходите — у нас с Эйрини хорошая библиотека, берите, что душа пожелает. В книгах — вся суть жизни. Нет способа провести время лучше, чем за чтением хорошей книги.

— Вы очень добры… С удовольствием загляну.

По ее расчетам, ему было далеко за шестьдесят, но он сохранил пружинистую походку, легко вскакивал в седло велосипеда и крутил педали с завидной сноровкой.

Несколько дней спустя Антигона отправила горничную в дом директора школы с запиской, в которой спрашивала, может ли она воспользоваться его предложением и зайти за книгой. Дни теперь, когда она закончила портрет священника, тянулись медленно. Директор назначил время визита, и на следующий день она отправилась к нему. Дверь открыла Эйрини. Гостью пригласили выпить кофе; хозяева уселись на диван, Антигона напротив. Эйрини была привлекательной женщиной чуть за сорок — изящная, со смеющимися глазами. Она выглядела моложе своих лет.

Они просидели за разговорами около часа, потом Антигона выбирала книги, после чего набралась смелости спросить, не будут ли хозяева столь любезны, чтобы позировать ей вдвоем для семейного портрета. Они были красивой парой, несмотря на очевидную разницу в возрасте. Теодорос и Эйрини тут же с удовольствием приняли ее предложение. Антигона пришла к ним на следующий день, чтобы сделать набросок.

Когда она вернулась домой, горничная, которая относила в дом Сотириу записку, сообщила, что двадцать лет назад директор школы стал объектом громкого скандала.

Одна из его бывших учениц переехала жить к нему. Ей в то время было восемнадцать, ему — за сорок. Они так и не поженились. Многие хотели бы избавиться от Теодороса Сотириу, но не находилось никого, кто бы его заменил. На скандальное дело было решено закрыть глаза, но ему этого так и не забыли.

Ну а художница получила огромное удовольствие, изображая веселость этой пары и любовь, которую они питали друг к другу. До сих пор она не давала оценки своим работам, но этот портрет по завершении стал ее любимым.

Как-то в конце апреля после утреннего дождя небо было особенно ярким, а солнце и луна светили одновременно. Антигона прогулялась по берегу к гавани и обратила внимание, что деревянная дверь в пещеру плотно закрыта. В тот день там не болтались школьники.

В углублениях между булыжниками скопилась вода, и кожаные туфли Антигоны изрядно намокли. Она подошла к рыбацким лодкам, стоявшим в ряд у причала. Их было пять или шесть, они казались свежевымытыми, желтые сети и сине-белые корпуса были как новенькие. Она пошла мимо, читая названия, хотя некоторые надписи были затерты. «Мария», «София», «Михали», «Исмини»… Она с любовью вспомнила свою сестру, которая обручилась с сыном богатого табачного предпринимателя. Антигона с нетерпением ждала поездки в Пирей на свадьбу, которая ожидалась через восемь месяцев.

© Ivan Smuk/Shutterstock (рамка)

Набережная была пуста. Колокола десятка церквей начали отбивать шесть часов. Солнце вскоре закатится за горизонт. У Антигоны возникло сильное желание запечатлеть этот миг — четкие тени, резкие цвета, геометрические формы: за мгновение до захода солнца все, казалось, набирает силу, яркость перед тем, как утонуть во тьме. Вдоль кромки воды стоял ряд низких металлических швартовых тумб. Художница присела на одну из них, вытащила лист бумаги. Вечер стоял прекрасный, и она принялась быстро зарисовывать одну из лодок, собираясь тут же, на месте, передать цвета. Она даже зарисовала бухту цепей, свернувшихся змеей поблизости. Сама по себе эта бухта была произведением искусства.

Ее пленили мелочи, которые она подметила на этом суденышке. Все они служили практическим целям, ни одна — украшательству или тщеславию. Лодку создали как рабочий инструмент, нечто полезное, в противоположность ее праздному, пустому дому.

Неожиданно она услышала кашель.

Он раздавался из каюты. Открылась дверь, оттуда вышел человек, в проеме Антигона увидела узкую койку с серым шерстяным одеялом, кое-как наброшенным сверху. Она всегда подмечала детали и сразу увидела прореху в одеяле.

— Вы кого-то ищете?

Тон его голоса не был похож на то, что она привыкла слышать. Грубый, без малейшей почтительности.

— Я рисовала вашу лодку, — смущенно ответила она.

Рыбак прошел по палубе и принялся методически нарезать рыбу на кусочки и насаживать их на крючки. Он делал это, ни на миг не отрывая взгляда от своего занятия. Нож, крючок, нож, крючок. Как он умудрялся не поранить себе пальцы — уму непостижимо. Антигона смотрела как зачарованная.

© Ivan Smuk/Shutterstock (рамка)