Читать книгу "В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 - Готтлоб Бидерман"

В другом случае мы подслушали, как полковой командир распекал какого-то младшего офицера за то, что тот не захватил добычу во время боя. «Да как же я мог взять что-нибудь, – оправдывался раздраженный офицер, – если фрицы все дерьмо забрали с собой!»

Как-то ночью через нашу передовую проникло около 50 советских солдат. С большим умением и хитростью они успешно пробрались через укрепления с редкой цепью часовых, не произведя ни одного выстрела. Обнаружив диверсантов за спиной у себя, солдаты стали расстреливать с левого и правого флангов из двух пулеметов район, куда проник враг. Несколько советских солдат было убито и ранено, а остальные удрали в темноте под прикрытие своих окопов. Во время схватки не прозвучало ни одного ответного выстрела, а на рассвете, осматривая тела русских, погибших под пулеметным огнем, мы обнаружили, что у них с собой не было стрелкового оружия. В окостеневших руках они все еще сжимали раскрытые бритвы, которыми собирались перерезать горло нашим часовым.

К западу от Hевеля

4 декабря мы вновь наступали. Вместе с резервным подразделением полка я прибыл на небольшую речку, пробивавшуюся через лесной участок, имевший форму треугольника. На нашем левом фланге батальон Шмидта вел тяжелые бои, а прямо напротив нас в нашем направлении выдвигались танки. Я приказал в своем секторе соблюдать абсолютную дисциплину, не шуметь и стрелять только по четко видимым целям, когда и если это необходимо. Я тут же запросил подкреплений в виде одного противотанкового орудия с расчетом, еще не зная, когда следует ожидать прибытия этого столь отчаянно требовавшегося оружия.

Впереди нас и слева располагалось отделение Файерштайна, удерживавшее командные высоты над полем боя и пространство вперед по реке. Вдруг с позиции Файерштайна заговорил пулемет. Уже была видна русская рота, двигавшаяся вдоль речки и обеспечивавшая поддержку двум танкам «Т-34». Попав под огонь, Советы ретировались под защиту танков, один из которых тут же резко остановился и развернул свою массивную башню в сторону замаскированного пулеметного гнезда «MG». Прямым попаданием из мощного орудия пулеметное гнездо было уничтожено, при этом был мгновенно убит Файерштайн, который честно служил много месяцев под моим началом.

Другие танки тут же открыли огонь с опушки леса напротив нас. Стоя в неглубоком окопе вместе с Юкелем и Зеппом, мы следили за ними в бинокли, когда танковый снаряд ударил в соседнее слева от нас дерево, обрушив его на землю. Юкель медленно повернулся лицом ко мне, и я увидел, что лишь небольшой обрубок остался от трубки, неизменно торчавшей у него во рту. Осколок снаряда снес ободок его шлема и чисто срезал головку его трубки. Негромко пробормотав: «Он меня достал», он медленно опустился на землю.

Его левая рука была красна от крови, просачивавшейся сквозь ткань его камуфляжной накидки, и я расстегнул его рубашку и мундир и тут увидел, что большой осколок чуть ли не ампутировал его левую руку чуть пониже плеча. Ремешком от котелка я плотно стянул его руку немного ниже подмышек, пока не перестала идти кровь. Во время всего этого Юкель не произнес ни звука, но теперь он слабо улыбался и заметил, что, похоже, он, наконец, получил свой долгожданный отпуск с поездкой на родину. Я помог ему встать на ноги, и он исчез, направившись в тыл, твердо шагая без чьей-либо помощи.

Несколько недель спустя я получил письмо из госпиталя в Вене, которое начиналось словами: «Мой дорогой лейтенант». Юкель писал, что за исключением потерянной левой руки он остался цел. Он также добавлял, что у него нет табака для трубки, поскольку в госпитале табак не считается предметом первостепенной важности. Этот пассаж я подчеркнул красным маркером из своего планшета и передал письмо Хартелю, полковому офицеру-интенданту, с просьбой отправить ему немного табаку. К моему огромному удовлетворению и удивлению, примерно через четыре недели я получил еще одно письмо Юкеля с благодарностью за то, что выполнил его просьбу.

На следующий день мы приветствовали прибытие 75-миллиметрового ПТО и его расчета. Получив орудие, мы испытали огромное облегчение, потому что иначе у нас не было бы эффективной защиты от советской брони, расположившейся напротив нас. Вновь я оказался у давно забытого противотанкового орудия и, знакомясь с пушкой, поговорил с ее расчетом. Мы аккуратно установили пушку и залегли в ожидании, но ни один танк не появился перед нами в роли цели.

На следующий день перешли через мост, построенный из надувных лодок и переброшенный через приток, который отделял нас от III батальона. Враг заметил прибытие подкреплений и попытался выдвинуться со своими танками, два из которых стали жертвой нашего 75-миллиметрового ПТО. Остальные спешно отошли в укрытие.

Ночью два танка с пехотой, облепившей броню, прорвались через окопы, занятые Шмидтом. Некоторые наши роты были сброшены со своих позиций, и я контратаковал с резервом, состоявшим из усиленного саперного взвода 437-го полка. Мы пробились до небольшой ложбины в 150 метрах от того места в окопах, где русские осуществили прорыв. Отобрав два отделения для контратаки, остальным, то есть примерно шестидесяти солдатам, я приказал залечь в ложбине примерно в 200 метрах позади нас. План состоял в том, чтобы с целью сокращения потерь взять в первоначальную атаку как можно меньше людей. Остальные должны были последовать за нами после нашего первого удара.

По заранее обговоренному световому сигналу передовые наблюдатели передали нашей артиллерии приказ открыть огонь, и через несколько секунд наши снаряды уже молотили землю в 30—50 метрах впереди нас. Как только разрывы переместились вперед и покрыли вражескую систему окопов, мы продвинулись вперед и вскоре попали под спорадический огонь русских. Где-то совсем рядом с нами из замаскированного окопа начал стрелять автомат, и одного из пулеметчиков ранило в плечо.

Уже не теряя времени, мы бросились в атаку на вражеские позиции, стреляя в упор и забрасывая окопы гранатами. Я бросился к краю окопа менее чем в метре подо мной, из которого отчетливо доносились приглушенные голоса русских, где они притаились в темноте. Со страхом сидя в своем окопе, они не осмелились выглянуть за бруствер, а иначе они бы просто затащили меня в свой окоп. С колотящимся сердцем я выдернул чеки с двух ручных гранат и подождал до последней секунды перед тем, как катнуть их через бруствер в окоп подо мной.

Гранаты взорвались, подняв облако пыли и дыма, и, выставив пистолет под краем окопа, я выстрелил несколько раз в невидимые цели. Раздались крики раненых врагов, и я скатился в окоп, упав прямо на раненого русского. Крикнул солдатам приказ следовать за мной, и Шорх ворвался в окоп, прикрывая наш левый фланг, стреляя очередями с бедра из своего «MG-42».

Зепп, Гумперт и другие ринулись за мной в окопы русских. С нашего места нам была видна группа русских справа, которые вскочили с земли и опрометью бросились вдоль окопов сквозь наш огонь далее в тыл, к танку, зловеще притаившемуся в темноте. Его силуэт был виден на фоне вспышек наших рвущихся артиллерийских снарядов. В течение нескольких минут русские были выбиты из окопов, и некоторые из них стали искать убежище в овраге. После того как мы перегруппировались и приготовились к контратаке, Зепп Штурм взял связку гранат и, побежав к краю окопов, дернул шнуры и швырнул гранаты в овраг одну за другой. Русские оставили позади себя несколько убитых и раненых, а мы взяли двенадцать пленных.